Он уходя спросил - Борис Акунин (2022)

– Миловидов формально у Путилова не работает. Он – представитель французского концерна «Шнейдер-Крезо». Специальность Химика – воспламеняемые и взрывчатые вещества. Поэтому, как вы понимаете, мы с него глаз не спускаем. Мало ли что. Однако ни в чем криминальном он пока не замечен. Еще вопросы?

– Только один. Вы сказали, что из ссылки Миловидов был отпущен по состоянию здоровья. Я знаю, что для этого потребны очень серьезные основания.

– Да, Химик насквозь хвор, – подтвердил Кнопф. – У него чахоточный процесс, перекинувшийся на кости. Не помню медицинского термина, но там дело швах. Драгоценный Илья Ильич на этом свете будет гостевать недолго. И мы по нему плакать не станем.

Это хорошо, что подозреваемый тяжело болен, подумал я. Когда наступит момент прижать к стенке, это может пригодиться. В слабом теле слабый дух.

Настала моя очередь рассказывать. Я ввел ротмистра в курс дела, особо подчеркнув его деликатность, и даже приврал, что, ежели ребенок погибнет, отвечать перед Ворониным будем мы оба.

– Понимаю, – кивнул Кнопф. – Конечно, его превосходительство не хочет неприятностей. Хвощова, поди, и к министру вхожа. Вы на мой счет не извольте беспокоиться. Я буду ваш верный джинн. И знаете почему?

Долго удерживаться в рамках официальности этот человек не умел. На альфонсовской физиономии возникла лукавая улыбка.

– Хочу произвести на вас впечатление. Господин полковник рассказал мне, что вы готовите проект создания молниеносных полицейских отрядов. Если идея получит одобрение сверху, очень вероятно, что вы их и возглавите. Тогда вам понадобятся дельные сотрудники. И вот у меня появилась отличная возможность продемонстрировать вам свою дельность.

Если б не форма черепа и залысины, меня подкупила бы подобная откровенность. Но благодаря физиогномистике я без труда вычислил, что ловкач пытается меня завоевать безыскусностью. Пускай. Лишь бы старался. К тому же, если мой проект осуществится и меня перебросят на новую службу (признаться, эта вероятность приходила мне в голову), в самом деле понадобятся расторопные помощники. Мой Лабазов по части молниеносности вряд ли будет хорош.

– И вы будете готовы перейти из Охранного отделения в уголовную полицию? – спросил я.

– Зависит от должности и условий, конечно. Но – уж буду и дальше говорить с вами начистоту – перспективы на нынешней службе неважнецкие.

И дальше он вправду пустился в откровения, сообщив немало такого, о чем я не имел понятия либо только догадывался.

– Золотые времена Охранного остались позади, – изливал мне душу Кнопф. – То ли было во времена потрясений! С девятьсот пятого по девятьсот седьмой я поднялся на два чина. Думал, к тридцати пяти выйду в генералы. Кукиш! Мы слишком хорошо поработали. Погасили все пожары, выпололи сорняки. Не на чем стало двигать карьеру. За последние семь лет я получил всего один чин, и то лишь благодаря неустанному рвению. Что я сегодня? В тридцать один год ротмистр. В том же чине мои товарищи по кавалерийской школе, которые пошли в армию. Я ничего не выгадал! Новый шеф жандармов нас не жалует, проводит массовые сокращения. Это настоящая катастрофа. Ах, если б снова пошла революционная волна или появилась бы какая-то серьезная террористическая организация! Увы. Стало скучно и безветренно. Полный штиль. Одних врагов государства мы пересажали, другие сидят по своим Швейцариям. Не поверите – приходится самому выдумывать работу. Ладно бы я еще по эсерам специализировался, или по анархистам. Там все-таки случаются какие-никакие эксцессы. Но меня загнали на большевиков! – почти простонал страдалец. – Это такие тоскливые сизари! Курлык-курлык, голосуем за то – голосуем за сё, выборы в ЦК – перевыборы в ЦК, напишем статейку – обсудим статейку. Когда меня сегодня вызвали к телефону, я как раз читал статью Ленина о праве наций на самоопределение. Чуть не уснул. Фантазеры, онанисты, мать их об печку! Ей-богу, уйду на хорошее место и не оглянусь!