Он уходя спросил - Борис Акунин (2022)

Продолжая переговариваться с англичанкой, госпожа Ларр остановилась у деревянного помоста, нависавшего над водой.

– У них с девочкой заведено всякий раз после визита к врачу приходить сюда, – стала объяснять Мари. – Даша устраивала здешним уткам tea party, это такой британский обычай, мало похожий на русское чаепитие. Няня садилась на ту скамейку перед кустом и доставала вязание. Даша спускалась на помост и готовила «прием». Она любит, чтобы всё было церемонно и чинно…

– Моя маленькая принцесса, – всхлипнула Хвощова.

– И в этот раз всё шло по заведенному ритуалу. Няня села на скамейку, девочка усадила своих кукол – они выполняли роль хозяев салона. Еще у Даши с собой была корзинка с хлебными крошками, захваченная из дома.

– Она несла корзинку и двух кукол? – уточнил я.

– Нет, корзинку несла няня. Но куклы, вернее две плюшевые игрушки, сопровождали Дашу повсюду. Она их очень любит. Их зовут Банни и Пигги. Заяц и поросенок.

– Это очень важное сведение, но что-нибудь еще кроме имени кукол вы выяснили?

– В полдень около пруда больше никого не было, – продолжила Мари, оставив мой сарказм без внимания. – Больных детей в это время умывают перед обедом. Последнее, что успела увидеть мисс Корби – как Даша, уже «накрыв стол», манит уток и кричит им «The tea is served!», «Чай подан!». Тут раздался шелест веток. Кто-то сзади обхватил мисс Корби за горло, накрыл лицо мокрой тряпкой, был «ужасный запах», и всё. Очнулась она на земле – очевидно, сползла со скамейки – садовник брызгал ей в лицо водой.

Картина была ясная. Преступник или, что вероятнее, преступники точно знали расписание визита, привычки девочки и распорядок больницы. Должно быть, заранее спрятались в кустах за скамейкой. Я подумал, о чем бы еще расспросить англичанку – и ничего не пришло на ум. Рассказ был исчерпывающим.

Потом мы разделились. Я отправился допрашивать садовника, а Мари Ларр со мною не пошла – сказала, что осмотрит кусты. И получилось, что она потратила время с большей пользой, ибо садовник Литовкин совершенно ничего нового не сообщил: он никого не видел, просто нашел у скамейки бесчувственную англичанку. Мадемуазель Ларр тем временем обнаружила позади жасминовых зарослей нарядную ивовую корзинку с остатками хлебных крошек.

– Как она туда попала? – удивился я.

– Вероятно, зашвырнули, – предположила сыщица. – Кто-то вырвал ее из руки ребенка, размахнулся и закинул подальше. Такой бросок, тут ведь шагов тридцать, а то и сорок, требует изрядной силы. Или же кидавший находился в состоянии эмоционального исступления.

– Может быть, просто в ажитации, естественной при совершении преступления, – возразил я. – Девочка от испуга вцепилась в корзинку, и преступник разозлился.

– Он… мог… ударить… Дашу? – прошептала Алевтина Романовна, схватившись рукой за шею. Слова застревали у нее в горле. – Но это… Это совсем нельзя! Малейшая гематома, и…

Она не договорила, и я поспешил перевести разговор в деловое русло.

– Теперь, когда все обстоятельства нам известны, составим план действий. Прошу всех сесть.

Я показал на скамейку, но уселся один Кнопф. Дамы слушали меня стоя.

– Распределим функции. Начну с вас, Алевтина Романовна. Как бы вы повели себя в обычный день? Скажем, завтра с утра.

– Завтра вторник? По вторникам я всегда на папиросной фабрике. По средам на спичечной. В четверг – на Бирже, работаю с табачными брокерами. Пятница – день бухгалтерии, я в центральной конторе. В субботу я занимаюсь коллекцией, а вечером иду в театр. Воскресенье – день дочери, и я надеюсь, что к тому времени Даша уже вернется. Что остается – понедельник? Это день деловых встреч. На сегодня, разумеется, я их не назначала…