Он уходя спросил - Борис Акунин (2022)

Самое же скверное, что всё опять оказалось пустыми хлопотами. Девочку я не спас, лишь бессмысленно сломал себе судьбу. Об этом сейчас и надо было думать.

У меня появилась одна мысль, требовавшая немедленного действия.

Я опустился на четвереньки, выполз наружу и побежал трусцой через дом.

XXIV

– Это Гусев. Без предварительной договоренности. По неотложному, – сдерживая волнение, сказал я в пневматическую трубку.

Константин Викторович сегодня, слава богу, был в Апраксине переулке.

– Минутку, Василий Иванович, – ответил секретарь. – Его превосходительство сейчас освободится.

А дверь не открыл. Меня это не удивило. У Воронина часто бывали разные таинственные посетители, с которыми не полагалось сталкиваться на лестнице. Однажды мне довелось видеть, как из подъезда выходит один из великих князей, а можно было тут встретить и нищего.

Я приготовился ждать, но очень скоро трубка ожила.

– Господин Гусев, вы здесь?

Щелкнул замок, створка приоткрылась, но прежде чем я шагнул внутрь, из двери вышла фигура, каких я тут еще не видывал. Отвратительная бабища, замотанная в черные тряпки и пахнущая кислятиной, всверлилась в меня неистово сверкающими припухшими глазами. Я отпрянул – вместо носа на плоском лице зияла проеденная сифилисом дыра.

– Ты Гусев? – прогнусавило кошмарное видение. – И я Гусева.

– Надеюсь, мы не родственники, – сухо молвил я, отстраняясь, чтобы она поскорее прошла.

– Ты шибко-то не гордынничай! – Рот ощерился кривыми желтыми зубами. – Ты против меня гусенок!

Сколь многообразны контакты его превосходительства, подумал я, проходя в дверь, и тут же забыл о мерзкой бабе. У меня были заботы понасущней.

Выслушав мою скорбную и отчасти покаянную исповедь, Константин Викторович задумчиво приспустил с переносицы очки.

– М-да, господин директор, получив из Дворца подобную кляузу, конечно, может отреагировать нервно. Ответит, что статский советник Гусев еще вчера был уволен со службы и что Департамент за его действия ответственности не несет.

Я помертвел.

– Хорошо, что вы меня предварили, – продолжил Воронин. – Я переговорю с Валентином Анатольевичем. Уверю его, что Распутин императрице не накляузничает и дело иметь последствий не будет.

– А вдруг накляузничает?

– Не успеет. Он завтра уезжает в Москву, а оттуда отправится в свое родное сибирское село. Вернется нескоро, если…

Что «если», он не договорил, только сердито скривился. Я впервые видел этого флегматичного господина в таком раздражении. По счастью, оно оказалось направлено не против меня.

– Эта опухоль разъедает тело государства в тысячу раз хуже любой революционной заразы, – сквозь стиснутые зубы проскрипел действительный статский советник. – Нужен хирург, пока по всему организму не пошли метастазы…

Тема распутинщины, хоть и животрепещущая, в данный момент меня занимала меньше, чем собственная судьба.

– Да верно ли, что он завтра уезжает и вернется нескоро? – не удержался я от вопроса. – Вы это доподлинно знаете?

Воронин улыбнулся мне как неразумному дитяте.

– Важные вещи я обязан знать по долгу службы. А перемещения нашего éminence grise, [7]увы, относятся к категории событий государственного значения.

И я отчасти успокоился.

Я вернулся домой, рухнул на постель и наконец, после двух бессонных ночей, крепко уснул.

Перенапряжение нервов породило в моем измученном мозгу тягостный кошмар.

Мне снилось, что у меня в жилах густеет кровь. Очень медленно, постепенно. Тяжелеют руки и ноги, деревенеют губы, тормозятся мысли. Тело слушается всё неохотней, наливается свинцом. Потом начинается неудержимая щекотка. Я чешусь, но достать ногтями до источника зуда не могу. Он внутри. Я догадываюсь: это по венам ползет тромб. Сейчас доберется до сердца, и оно разорвется.