Он уходя спросил - Борис Акунин (2022)

Мари слегка меня отодвинула, громко постучала и вдруг – я и не ожидал от нее таких дарований – совершенным голосом дворничихи прогудела:

– Соседуфки, это я, Ефимиха! Сольцы бы шшепотку!

Шаги. Скрип засова.

На пороге стояла Петрова.

Я сунул ей в лицо ствол пистолета.

– Тихо стоять!

Толкнул в прихожую, пропуская Мари. Она быстро прошла в гостиную, а оттуда сразу в детскую.

Я перевел дух. Теперь девочка была под надежной защитой.

– Ну-ка, шагом марш!

Втащил преступницу за руку из темной прихожей в освещенное помещение. Оттолкнул к стене.

Петрова не упиралась. Кажется, она была в оцепенении.

Я направил оружие на мужчину. Под воздействием наркотического дурмана сила иногда удесятеряется, и даже такой дохляк может быть опасен.

– Сесть! – рыкнул я.

Он плюхнулся в кресло с шприцем в руке, таращась на меня с некоторым сомнением, словно не понимал, настоящий я или привиделся.

Отводить от женщины взгляд однако не следовало.

Я услышал шорох, повернулся.

На меня с исказившимся лицом, растопырив руки, шла Петрова.

– Стой! – крикнул я, но она задержалась у стола всего на мгновение – схватила хлебный нож.

Пугать ребенка не хотелось, но что поделаешь? Я выстрелил в потолок, чтобы привести фурию в чувство.

Посыпалась штукатурка, из детской донесся писк. Но нападавшую выстрел не испугал и не остановил. Она налетела на меня и схватилась за пистолет. Я, в свою очередь, едва успел поймать ее руку с ножом.

Человек я физически крепкий, массивного сложения, но противница не уступала мне силой.

Совсем близко перед собой я видел бешеные глаза и оскаленные зубы. Если б я не дернул головой, они вгрызлись бы в мой нос.

Пытаясь высвободить руку с пистолетом, я непроизвольно нажал на спуск. Снова грянул выстрел, сверху опять посыпалась крошка.

Вывернув голову, чертова баба вцепилась мне зубами в горло. Было ужасно больно. Уже ни о чем не думая, я высвободил наконец правую руку, ткнул «браунингом» в мягкое, сжал палец.

На сей раз выстрел был едва слышен. Петрова замычала и расцепила зубы. Я оттолкнул ее со всей силы, и она шмякнулась на пол. Сбоку на кофте у нее была дырка, быстро темнеющая от влаги. Но прыщавое лицо дергалось не от боли, а от ярости.

Всхрапывая по-звериному, ужасная женщина стала подниматься.

Я шарахнулся от нее и пятился до тех пор, пока не уперся в стену.

– Стой… Убью… – проговорил я, но получилось не грозно, а жалобно.

С ревом она ринулась на меня. Нож обронила, бежала с голыми руками. Это было очень страшно, я весь словно обмяк.

Сам не знаю, почему я не выстрелил. Может быть, потому что она неотрывно смотрела мне прямо в глаза.

Без особенного труда Петрова вырвала пистолет и швырнула его через плечо, словно застрелить меня ей казалось недостаточным.

Две цепкие, как клешни рака, руки схватили меня за горло и стали душить, одновременно стуча моей головой о стену.

Не знаю, сколько времени это продолжалось. Наверное, всего несколько секунд.

Потом что-то грохнуло, железные пальцы расцепились.

Я стоял у стены, тяжело дыша, а у меня под ногами лежало недвижное тело. На простреленном затылке пузырилась черная кровь.

Я увидел Мари Ларр. Она стояла в нескольких шагах с «браунингом» в руке.

– Осторо… – крикнул я, но не успел.

Сбоку на сыщицу налетел Петров. Куда подевалась его оцепенелость? Только что безвольно сидел в кресле – и вдруг в несколько прыжков пересек комнату, сбил Мари с ног, занес над ней руку с шприцом.

Пистолет отлетел в сторону, закрутился на ковре, сам собой выпалил. Пуля с визгом отрикошетила от печки, пробила плинтус.

Опомнившись, я бросился на выручку, но Мари обошлась без моей помощи. Одной рукой она ухватилась за шприц, другую сложила щепотью и с размаху ударила наркомана в глазницу. Он взвыл, перекатился по полу, подобрал «браунинг» и поднялся.