Переплет - Вудхаус Пэлем Грэнвил (2012)

Однако мелкие досады были в конце концов пустяком, и мысль, что в доме, к которому он приближается, обитает страдалица, которую печалят всякие напоминания о нем и ничто не может утешить, ничуть не снизило бьющего через край блаженства. Тихонько мурлыча под нос, Джордж вошел в сад, а на дорожке наткнулся на Хамилтона Бимиша, задумчиво раскуривающего сигарету.

— Привет! — воскликнул Джордж. — Ты здесь?

— Да, здесь, — согласился Хамилтон.

— Ну, как ты нашел Молли?

— Очаровательной. Правда, видел я ее мельком, она убегала.

— Как так — убегала?

— Атак. Какая-то маленькая закавыка. Разве ты не знал? Джордж схватил друга за руку.

— Боже мой, в чем дело?

— О-ой! — охнул Хамилтон, выдирая руку— Нечего так волноваться! И всего-то, со священником произошел несчастный случай. Только что позвонила его жена и сообщила, что, пытаясь дотянуться до ученого тома на верхней полке, он свалился со стула и растянул лодыжку.

— Бедняга! — посочувствовал Джордж. — Чего ему понадобилось лезть куда-то в такое время? Человек все-таки должен раз и навсегда решить в самом начале своей карьеры: либо он священник, либо акробат, — а уж потом не отклоняться от выбранного пути. Хамилтон, что за чудовищная новость! Я должен немедленно подыскать замену. О, Господи! Всего какой-то час до свадьбы, и нет священника.

— Угомонись ты, Джордж! Все хлопочут и без тебя. Миссис Уоддингтон с радостью все отменила бы, но Молли сразу принялась действовать, и очень активно. Позвонила всюду, куда можно, и наконец ей удалось разыскать незанятого священника. Они с мамашей отправились за ним на машине. Вернутся часа через полтора.

— То есть я, что же, — побледнел Джордж, — не увижу Молли еще полтора часа?

— В разлуке любовь разгорается только сильнее. Это я цитирую Томаса Хейнса Бейли. А Фредерик Уильям Томас (начало девятнадцатого века) развивает эту мысль в следующих строках:

Говорят, что разлука губит любовь,

Но, прошу вас, не верьте тому!

Разлучался с тобою я вновь и вновь,

А тебя забыть не могу.

Будь мужчиной, Джордж! Крепись. Попробуй мужественно перенести разлуку!

— Но это так больно…

— Мужайся! Я вполне понимаю твои чувства. Я сам терплю мучения разлуки.

— Ужасно больно! А еще священник называется! На стул не может залезть, чтоб не звездануться! — Внезапная мысль ударила его. — Хамилтон! А к чему это, когда священник падает со стула и растягивает лодыжку в день венчания?

— Что-что?

— Ну, может, это дурная примета?

— Для священника — несомненно.

— А тебе не кажется, что это — дурное предзнаменование для жениха и невесты?

— Никогда про такую примету не слыхивал. Научись-ка обуздывать свои фантазии. Сам доводишь себя до нервного состояния, а потом…

— Ну а в каком состоянии, по-твоему, может быть человек, если в утро его свадьбы священник кувыркается со стула?

Хамилтон терпеливо улыбнулся.

— Н-да, в таком случае некоторая нервозность неизбежна. Я заметил, что даже Сигсби, не главное, казалось бы, действующее лицо, и то весь издергался. Гулял он тут по лужайке, а когда я, подойдя сзади, положил ему руку на плечо, подпрыгнул, словно вспугнутый олень. Будь у него ум, я бы сказал — у него что-то на уме. Определенно, опять замечтался о своем Западе.

По-прежнему ярко сияло солнышко, но Джорджу почему-то казалось, что вокруг стало облачно и прохладно. Дурное предчувствие охватило его.

— Ну что за досада!

— Так сказал и священник.

— Такую хрупкую, чувствительную девушку, как Молли, огорчают в такой день!

— По-моему, ты преувеличиваешь. Мне показалось, она ничуть не потеряла самообладания.

— Она не побледнела?

— Ни в малейшей степени.

— И не расстроилась?

— Она была в нормальном, обычном состоянии.

— Слава Богу! — воскликнул Джордж.

— Вообще-то она сказала Феррису, отъезжая…