Голос внутри меня - Брайан Фриман (2019)

Он уже собирался вернуть телефон Робби Любину.

И тут увидел это.

Он даже прищурился, чтобы лучше разглядеть детали. Сначала он не понял, что видит, а когда сообразил, похолодел. Большим и указательным пальцами он увеличил снимок и передвинул его так, чтобы видна была книжная полка позади Наташи и Робби. Там, на полке, он увидел вставленный в рамку маленький, пять на семь дюймов, рисунок.

Увеличенное изображение было нечетким, но это не имело значения. Фрост знал, что ошибки нет. В рамке был тот самый кусочек мозаики, который все годы ускользал от Джесс. В рамке был ответ. Связь. Мотив. Причина, по которой погибли все женщины. За стеклом было доказательство, которое вернет Руди Каттера за решетку до конца его дней.

– Что это? – выпалил Истон, указывая пальцем на экран. – Откуда это?

Робби наклонился, чтобы увидеть то, на что смотрел Фрост.

– А, рисунок? Мама подарила его Таш, когда ей исполнилось восемнадцать. Это портрет мамы с Таш на руках в больнице. Таш он очень нравился. Он до сих пор висит на стене у меня в Миннесоте. Хоть маленькое, но напоминание о ней.

Инспектор продолжал смотреть на рисунок в рамке.

На рисунке была мать с младенцем на руках. Рисунок был сделан на скорую руку, но очень талантливым художником. Он даже узнал Доминику Любин, более молодую, сияющую торжеством и уставшую. Ее глаза лучились счастьем, когда она смотрела на своего ребенка, на малышку, которой она дала жизнь. Глаза малышки были закрыты; вступив в новый мир, она спала спокойным сном. Рисунок, должно быть, сделали через несколько часов после рождения Наташи.

Фрост увидел подпись под портретом: «Доминика и Наташа». Ниже стояла дата рождения Наташи.

– Ты знаешь, кто это нарисовал? – спросил он.

Робби пожал плечами.

– Извини, нет. Если честно, то я даже не знаю, откуда он у мамы. А что?

Фрост не ответил. Он и так знал, кто художник. Знал, потому что видел почти идентичный портрет в спальне Нины Флорес, нарисованный той же рукой. И не только в спальне. Этот рисунок был четко виден на заднем фоне той фотографии, на которой были сняты Нина и Табби и из которой был сделан значок, надетый Ниной на ее двадцать первый день рождения.

Любой, кто взглянул бы на фотографию, любой, кто знал, откуда этот рисунок, сразу узнал бы его, даже в миниатюре. Рисунок был сделан в той же технике, что и автопортрет над камином в доме Джозефин Стиллман. Вероятно, поэтому так работа показалась ему смутно знакомой. Не из-за своего содержания. А из-за техники.

Руди Каттер тоже наверняка узнал его.

Он наверняка сразу заметил его, когда Нина Флорес похвасталась ему своими значками.

Он наверняка увидел рисунок и понял, что его нарисовала его жена.

Глава 40

Вернувшись в дом Любинов, Фрост поделился с семьями тем, что ему удалось обнаружить, и все тут же начали вспоминать. Выяснилось, что у всех были одинаковые рисунки матери и дочери.

Камилль Валу подарила рисунок, на котором она была в больнице с новорожденной Мелани, родственникам мужа, когда навещала их в Швейцарии. Она предполагала, что он все еще висит в их шале в Венгене.

Родители Рей Харт хранили такой же рисунок в коробке вместе с другими памятными вещами на чердаке. Они давно не заглядывали туда.

Мать Сю Тянь отправила рисунок бабушке Сю в Китай.

Отец Хейзел Диксон вспомнил рисунок, правда, он вместе с другими вещами из детства Хейзел сгорел во время пожара несколько лет назад.

Ни у кого, кроме Гильды Флорес, этот рисунок не висел на стене. У нее же он висел только потому, что она решила оставить комнату Нины такой, какой она была при жизни дочери. Рисунок с Наташей все еще стоял на полке в доме Робби Любина, но этот дом находился за две тысячи миль отсюда, в Мейпл-Гроуве, Миннесота. Никто из семей не подозревал, что существуют такие одинаковые рисунки. Не подозревала и Джесс.