Холодное время - Фред Варгас (2017)

– Боже мой, мне это и в голову не приходило, – сказала Роберта, плотно затыкая бутылку сидра. – Но я бы не удивилась, они же были не разлей вода. Но должна вам сказать, что когда Мафоре приехала за Амадеем, на Виктора она даже не посмотрела, словно он был дерьмо какое-то, извините за выражение. Даже самая бессердечная мать на такое не способна, я считаю. А если и вправду он был ее сын, почему же она не забрала в тот день обоих мальчиков?

Адамберг долго копался в своих записях, где царила полная неразбериха.

– Вас не затруднит перезвонить почтальону, может быть, он помнит, не значилась ли отправительницей конвертов для Амадея некая Пуйяр? Мари-Аделаида Пуйяр? Это девичья фамилия его матери.

– Не затруднит, я люблю ему звонить.

Через некоторое время он получил утвердительный ответ – да, от Пуйяр. Роберта воспользовалась случаем, чтобы пригласить почтальона на ужин.

Глава 28

Данглар безуспешно бился с потомком Дантона, и когда Адамберг присоединился к ним, допрос был еще в самом разгаре. В комнатушке под крышей было душно и не убрано. Их собеседник, бывший переплетчик, как сообщил Данглар, четыре года назад потерял работу. Волосы у майора стояли дыбом, возможно от ярости, Жюстен нервно скрестил руки и опустил голову.

– Ну, добро пожаловать, комиссар, – возбужденно приветствовал его Дантон. – С вашими коллегами не соскучишься, рад, что вы с нами. Увы, я не могу предложить вам сесть, мест не осталось.

– Не важно, я все равно никогда не сажусь.

– Значит, вы как лошадь. В этом есть свои положительные стороны, но проблема в том, что вы не видите дальше своего носа. Поэтому вы вообразили, что потомок толстяка Дантона решился на убийство, чтобы защитить честь своего предка.

Он расхохотался. Да, вид у него был мрачный и отталкивающий – впалые щеки, длинные, кривые, серые зубы и широко расставленные темные глаза.

– Толстяк Дантон, именно так, – сказал он, отсмеявшись. – Его называли искренним и пламенным патриотом, пылким и любвеобильным гулякой. Поверьте мне, это был мерзкий взяточник, конъюнктурщик и зазнайка, а успехом пользовался исключительно благодаря своей корпулентности и зычному голосу. Алчный развратник, убийца и предатель. Робеспьер, по крайней мере, был чист в своей гнусности. Я роялист, о чем я уже сообщил вашим коллегам. А как же иначе, если я хочу хоть отчасти искупить жестокость моего вонючего предка. Он проголосовал за казнь короля, и нечего теперь жаловаться, что он лишился собственной головы.

– А он что, жалуется?

Вопрос на мгновение озадачил словоохотливого потомка Дантона.

– Будучи роялистом, – продолжал Адамберг, – что вы делаете в Конвенте?

– Я внимательно наблюдаю за происходящим, комиссар, – ответил тот, на сей раз очень серьезно. – Шпионю, выслеживаю. Коллекционирую причуды и пороки членов Общества, которые пробираются туда тайком, словно помойные крысы, не осмеливаясь даже высказать свое мнение. Инкогнито? Только не для меня. Хищения, сокрытие капиталов, подлость, мошенничество, порнография, торговля оружием, гомосексуализм, педофилия – полный набор. И не думайте, что я заговариваюсь, вовсе нет. От республиканцев воняет за километр. Не теряйте времени на поиски моих досье, они хранятся в надежном месте. Их у меня выше крыши. Еще немного материалов поднакоплю, запалю фитиль и взорву к чертям собачьим это гнездо копошащихся гнусных термитов, достойных отпрысков тех уродов и психов, что разорили Францию своей импотентской демократией. Разделавшись с ними, я ударю тем самым по всей Республике в целом.

– Хорошо, – сказал Адамберг. – А как вы в одиночку справляетесь с таким масштабным расследованием?

– В одиночку? Да что вы, комиссар. Кружок роялистов шире, чем вы думаете. Он протянул свои щупальца до судебных ведомств и вашей родной полиции. Нас много в Обществе. Не надейтесь, ваша Республика не вечна.