Еретик. Книга 2 - Вера Золотарёва, Наталия Московских (2021)

Он не сразу рассказал ей о том, как сам стал добрым христианином. Лишь со временем, когда понемногу начал доверять ей – не только как ученице, но и как человеку – он начал приоткрывать завесу тайны, коей окутывал свою семью, и Люси сокрушенно слушала о том, как, обратившись в веру добрых христиан, его родители начали смотреть на него, как на плод греха. Добрые христиане верили, что, рождая на свет ребенка, они лишь позволяют еще одному ангелу попасть в плотскую темницу тела, обрекая его тем самым на муки земного ада и на вечное сражение с искушением творца злого материального мира – сатаны. Родители Анселя, уверовав в это учение почти десять лет тому назад, резко изменили отношение к сыну, и он запомнил эту перемену навсегда. Ансель теперь почти постоянно видел в их глазах раскаяние за то, что он имел несчастье родиться.

– Они, – с явной неохотой заговорил он, когда Люси все же добилась от него ответов, – будто одновременно любят мою душу, ненавидят мое тело и стыдятся того, что я вообще появился на свет. Они смотрят на меня с чувством вины, но одновременно осуждают меня самого. И оттого, что я уверен в справедливости этих осуждений, это еще тяжелее выносить…

После этих слов его спина неестественно сгорбилась под грузом испытываемых чувств, а Люси побоялась даже положить ему руку на плечо, считая, что может оскорбить его своим прикосновением.

– Но ведь Господь – добрый Господь – Он любит тебя, – однажды попыталась поддержать она, как умела. – И он обязательно примет тебя. А когда ты станешь совершенным, твои родители смогут возрадоваться твоему появлению: у тебя будет новое предназначение – нести в этот мир добро другим заблудшим душам. Таким, как я.

Она улыбнулась, и он одарил ее теплой улыбкой в ответ.

Люси не знала, насколько искренне верила в то, что она – заблудшая душа, но она знала, что хочет быть нужной Анселю, быть его поддержкой и опорой на столь непростом пути. А значит, она была готова стать кем угодно.

– Ты прекрасный человек с прекрасной душой, – тихо произнес он.

– Я люблю тебя, Ансель! – выпалила она тогда.

– И я люблю тебя, – ответил он. Спокойно, робко, сдержанно. Так, как он говорил всегда, и это заставило сердце Люси одновременно болезненно сжаться и затрепетать от радости.

Она толком не заметила, как любовь к этому юноше за несколько месяцев стала для нее всепоглощающей. И ведь при этом она толком не могла к нему прикоснуться. Он никогда не запрещал этого, но Люси не чувствовала внутреннего дозволения это сделать – возможно потому, что ее помыслы были не так чисты, как думал Ансель. Поэтому она боялась даже взять его за руку: опасалась, что, если коснется его, он попросту исчезнет и никогда больше не вернется, а для нее не было ничего страшнее.

Он так красиво всегда рассуждал о любви! После их разговора он все чаще говорил об этом чувстве.

– Так удивительно и так прекрасно ощущать это единение душ, – говорил он. – Я никогда не верил, что встречу человека, не принадлежащего к нашей церкви, который так хорошо поймет это. Что не нужны никакие дополнительные условия для того, чтобы любить кого-то! Что эта связь может быть духовной, не преступной, не осуждаемой никем, что она может быть чистой!

Люси слушала его, стараясь гасить в себе желание прикоснуться к нему.

Слушая прекрасные романтические песни менестрелей на улицах Каркассона, Люси в душе мечтала о том, что когда-нибудь Ансель все же изменит своей неприязни к любому проявлению земных чувств. Втайне Люси грезила о том, что в какой-то момент, рассуждая о любви, он вдруг прервется, посмотрит на нее своим проникновенным взглядом, возьмет ее за руку, а затем поцелует, проявив всю ту пылкость, которую – она знала – скрывал годами.