В огне страсти - Моника Маккарти (2010)

— Я постараюсь, но иногда соблазн очень трудно преодолеть.

Джинни продолжала невозмутимо заниматься своим делом, разрезая кинжалом ткань. Через несколько минут упорного труда куртка и рубашка, разрезанные на куски, валялись на полу.

Джинни встала, чтобы полюбоваться делом своих рук, и у нее перехватило дыхание. Худощавое сложение юноши сменилось крепкой, словно высеченной из камня могучей мускулатурой. Казалось, что его и вправду высекли из камня, причем каждую деталь вырезали точно, доведя до совершенства, — на Дункане не было ни единой унции лишнего веса. От круговых мышц, опоясывающих его живот, до бугристых мускулов на предплечьях он был создан только для одного: для сражения. А бесчисленные шрамы на груди и руках говорили о том, что досталось ему немало.

Джинни бросило в жар, ноги внезапно ослабли. Она не могла отвести от него взгляд.

Весь следующий час она помогала знахарке, пытаясь исправить вред, нанесенный ее выстрелом. Когда стало понятно, что придется извлекать пулю, Джинни хотела позвать одного из его людей, но Дункан ее остановил.

— Это ни к чему, — сказал он.

Джинни посмотрела на знахарку — та неплохо знала непокорных горцев, приходилось их врачевать. Мэргрид возвела глаза к потолку и пробормотала что-то про упрямых мальчишек.

— Ты уверен? — спросила Джинни, осторожно высвобождая руку. Кожу по-прежнему жгло, и она с трудом удерживалась, чтобы не потереть это место, стирая отпечаток его прикосновения.

— Да, — хмуро отозвался Дункан. — В меня не впервые засаживают свинец.

Джинни прикусила язык, чтобы ненароком не задать ненужного вопроса. Когда Мэргрид начала осторожно орудовать кинжалом, Дункан сжал челюсти, а мышцы на его шее и плечах закаменели. Нож причинял ему сильную боль. Лоб его покрылся потом, но Дункан лежал совершенно неподвижно и молчал — ни вскрика, ни стона.

Но глаза его горели, он не отрывал взгляда от Джинни. Сердце ее колотилось, грудь стала казаться для него чересчур тесной, одна мучительная минута тянулась задругой, и Джинни ощущала себя стоящей на краю высокого обрыва. Когда все кончилось, она не сомневалась, что измучилась сильнее, чем он.

Мэргрид заверила ее, что рана не причинит Дункану серьезного вреда и он поправится очень быстро. Главное, чтобы не началась горячка.

При мысли о горячке Джинни содрогнулась. Теперь, когда потрясение и гнев, возникшие при виде Дункана, прошли, она не хотела, чтобы он умер.

Промыв рану водой и велев Джинни прижимать к ней кусок ткани, чтобы она не кровоточила, Мэргрид ушла — ей требовалось принести из кладовки у кухни травы и мази.

Джинни смотрела только на рану, но при этом остро ощущала, что осталась наедине с Дунканом. Молчание в комнате нарушали лишь его ровное дыхание и беспорядочный стук ее сердца, укротить которое не могла даже ее сильная воля.

— Почему ты не выдала меня? — Голос Дункана звучат бесстрастно.

Джинни сурово посмотрела на него.

— Заверяю тебя, мои мотивы весьма эгоистичны и не имеют ничего общего с приятными воспоминаниями или сентиментальностью.

Дункан никак не отреагировал. Впрочем, она этого и не ожидала. Если Джинни когда-то и лелеяла девичьи грезы о том, что Дункан по ней тоскует, что однажды поймет, как несправедливо обошелся с ней, все они испарились в тот миг, как она заглянула ему в глаза. Он вернулся не для того, чтобы пасть к ее ногам и вымолить прощение. Он вернулся, потому что ему что-то от нее нужно. Джинни язвительно посмотрела на него.

— Чего ты от меня хочешь?

— Мне нужно знать правду. Хочу обратиться к твоей памяти.

Джинни почувствовала холодок тревоги.

— Зачем ворошить прошлое? Какой от этого прок?

В его глазах вспыхнул гнев, хотя они по-прежнему оставались изумительного синего цвета — поразительный контраст с черными волосами. Джинни когда-то считала его самым красивым мужчиной на свете и готова была признать это сейчас.