— Тебе легко говорить. Ведь это не твое имя очернили и не раз изваляли в грязи за прошедшие десять лет. А как же справедливость? Разве я ее не заслужил? — Он прищурился, и в глазах его вспыхнул обвиняющий огонек. — Ты хочешь сказать, что для тебя и твоей семьи будет лучше, если все забудут о предательстве, совершенном в тот день?

Ее бросило в жар, но она бестрепетно ответила на его взгляд.

— Да, именно это я и хочу сказать.

Он прав. Сейчас ее клану меньше всего требуются такие неприятности. Они и так в очень сложном положении. Ее свекор, маркиз Хантли, был отлучен от церкви и сидел в заключении в замке Стерлинг. Фамилия Гордон при дворе не пользовалась уважением. Не хотела Джинни навлечь неприятности и на своего брата Джона, нового лэрда Фруи, напомнив графу Аргайллу об измене отца. Может быть, король и простил отцу Джинни его прегрешения, но Аргайлл — уж точно нет, даже после того как отец своей смертью два года назад искупил этот грех. Неожиданное возвращение Дункана вновь всколыхнет застарелую ненависть. Она посмотрела Дункану в глаза.

— Пожалуйста, оставь все как есть.

Но ее мольбы никогда на него не действовали. Джинни не могла забыть ту встречу, когда она видела Дункана в последний раз. Унижение словно впечаталось ей в мозг. Она цеплялась за этого мужчину, как влюбленная дура, умоляла ей поверить, а он холодно, бессердечно оттолкнул ее и, уходя, даже не оглянулся. И взгляд у него тогда был точно такой же жесткий, неумолимый, как и сейчас.

— Боюсь, что это невозможно! — отрезал Дункан с выражением стальной решимости на лице.

Ее охватил ужас. Джинни понимала, что Дункана не поколебать. Он принял решение, и ничто не встанет у него на пути — не важно, кому он при этом причинит боль. И уж конечно, не примет во внимание ее, Джинни, глупые доводы. Если она когда-то что-то для него и значила, то лишь в далеком прошлом.

Вскоре вернулась знахарка, и дальнейшие разговоры сделались невозможными. Дункан обрадовался передышке. Оказавшись наедине с Джинни после всех этих лет, он понял, что внутри снова бушуют противоречивые чувства.

Может быть, умом он и понимал, что его чувство к Джинни следует считать прискорбной ошибкой прошлого, но при этом не был к ней так безразличен, как бы ему хотелось.

Дункан задерживал дыхание все то время, что она снимала с него одежду, прикасаясь к нему. Женские руки не вызывали у него такой реакции много лет. А если быть точным — десять.

Он привык к тому, что женщины кидают на него восхищенные взгляды. Но когда глаза Джинни, распахнувшись от восторга, устремились на его обнаженную грудь, а потом затуманились, на него это подействовало возбуждающе. Тело отреагировало так, словно она лизнула его естество язычком. Оно напряглось, как копье. Вспышка вожделения была настолько сильной, что едва не вышибла из него дух. Дункан думал, что давно забыл о подобных ощущениях. Запамятовал, что плотское желание может затмить все остальные чувства и мысли.

Впрочем, его уже давно нельзя назвать зеленым юнцом, которым правит похоть. И пусть ее соблазнительное тело обладает огромной властью, оно не одолеет его железную волю. Он вернулся сюда с единственной целью — доказать свою невиновность. И ничто — и уж тем более не женщина, послужившая причиной его падения, — не встанет у него на пути.

Знахарка, крохотная старушка с удивительно сильными и ловкими, хотя и маленькими руками, закончила обрабатывать рану, наложила на нее толстый слой какой-то едкой мази и перевязала чистой тряпицей. Для человека, только что получившего пулю в живот, Дункан чувствовал себя не так уж плохо.

Знахарка велела раненому отдыхать. Дункан поблагодарил ее, и она ушла. Он думал, что Джинни отправится следом, но та, уже подойдя к двери, помедлила и повернулась к нему.

— Зачем ты приехал, Дункан? Почему ко мне, почему сейчас?