Когда порвется нить - Никки Эрлик (2022)

– Господи, конечно, я с ним не согласен! – воскликнул Джек, защищаясь. – Я просто не вижу смысла выступать против дяди. Он будет делать все, что захочет, независимо от того, что скажем мы с тобой.

Глядя на поникшего, смирившегося Джека, Хави все больше распалялся.

– Разве тебя не волнует, что на кону реальные жизни? Тот доктор, которого застрелили в Нью-Йорке, погиб из-за твоего дяди!

По лицу Джека Хави понял, что его слова задели за живое.

– То, что случилось с тем доктором, ужасно, – сказал Джек. – Но если я начну критиковать дядю, то добьюсь только одного: от меня отречется вся семья. Как ты думаешь, на чью сторону они встанут? Ребенка, который едва пробился в академию, или человека, который может стать президентом? И я не понимаю, почему я должен исправлять его ошибки. Я не просил его становиться моим дядей, он просто эгоист, который женился на сестре моего отца. Я не могу нести ответственность за его поступки – это не моя проблема.

– Его поступки стали твоей проблемой, когда он вышел на сцену и рассказал о тебе всему миру, – жестко напомнил Хави. – О нас.

К ним шел, позвякивая ключами в карманах, менеджер спортзала.

– Ребята, у вас все в порядке? Поступило несколько жалоб.

– Да, не беспокойтесь, – сказал Джек. – Я все равно ухожу.

Он выплюнул капу в руку и устремился в раздевалку. Хави молча смотрел, как за Джеком захлопнулась дверь, будто поставив точку в их первой настоящей ссоре за более чем четыре года дружбы.

Несмотря на богатство и связи Джека, Хави всегда немного жалел друга, зная, что его детство не было таким же счастливым, как у Хавьера, что он вырос, чувствуя себя потерянным и брошенным. Хави знал, что в семье к Джеку предъявляли много требований, что он носил свою фамилию как бремя, всегда стараясь оправдать ожидания родственников. Именно поэтому Хави не мог понять, почему в решающий момент Джек встал на их сторону, а не на сторону своего лучшего друга.

Неужели он так боялся их упреков? Так отчаянно нуждался в их одобрении?

Или он просто настолько хорошо умел ставить границы, что мог каким-то образом отделить людей, которых любил, от боли, которую они причинили?

Возможно, было что-то еще, о чем Хавьер не подозревал.

Хави уже собирался уходить из спортзала, когда заметил высокий боксерский мешок, одиноко висевший в углу, и со злостью ударил по нему кулаком с такой силой, что мешок качнулся и впечатался в стену позади него.

Дорогой Б.,

я думаю, вы правы насчет длиннонитных. Некоторые из них, возможно, даже не осознают, что делают. Они просто хотят отстраниться от грусти, или от чувства вины, или от любого напоминания о собственной смертности. Неважно, сколько времени им осталось, никто не хочет думать о конце.

Это странно, потому что раньше общество относилось к смерти гораздо спокойнее. В рамках школьного курса, посвященного Викторианской эпохе, я объясняю ученикам, что в те времена люди были окружены смертью. Они носили медальоны с волосами умерших родственников, держали гроб в гостиной во время поминок, они даже фотографировались с умершими близкими на память. В наши дни мы хотим как можно меньше думать о смерти. Нам не нравится говорить о болезнях, мы изолируем умирающих членов общества в больницах и домах престарелых, отводим под кладбища отдаленные участки вдоль шоссе. Я полагаю, что коротконитным досталось испытать это наше отвращение к смерти даже сильнее, чем кому-либо в истории.

Но вы спросили, заслуживает ли каждый человек счастья. Я, конечно, думаю, что да. И не считаю, что короткая нить жизни должна лишать человека счастья. Если я чему-то и научилась из всех историй, которые читала: о любви и дружбе, приключениях и храбрости, – так это тому, что жить долго не то же самое, что жить хорошо.

Вчера вечером я впервые за несколько месяцев посмотрела на собственную коробку. Я не стала ее открывать, но перечитала надпись. «Мера твоей жизни лежит внутри».