Императрица - С. Дж. Кинкейд (2018)

– Но настоящая причина… – Гладдик перешел на едва уловимый шепот: мы оба заметили, что люди начинают посматривать в нашу сторону. Вскоре нас попытаются подслушать. – Они надеются, что веналокс сведет на нет тебя.

– Меня.

– Части мозга… они сообщаются меж собой. Если стереть эмпатию, стереть совесть, то, наверное, можно стереть… тебя.

Привязанность императора ко мне.

Ледяная рука сжала мое сердце. Наконец я четко увидела их цель. Разве сама я некогда не знала ни сочувствия, ни угрызений совести – ни любви? До того, как меня привязали к Сидонии, я была совершенно неспособна испытывать какие-либо чувства.

Когда я отошла от Гладдика и зашагала обратно к Тайрусу, который наблюдал за мной своими ясными умными глазами среди толпы врагов, то почувствовала, как меня пробирает дрожь. Внезапно на ум пришло воспоминание. Когда Пасус обговаривал нашу свадьбу в Великой Гелиосфере, Фустиан упомянул ски петр.

И сенатор долго и пристально разглядывал Тай руса.

Прикидывал, как скоро достигнет цели. Когда я стану безразлична императору. Собирался ли Пасус убить меня в тот день, когда Тайрус меня разлюбит? Или надеялся, что император сам пожелает избавиться от опостылевшей жены?

Я подошла к Тайрусу. Он взял меня за руку и одарил мягким взглядом.

Еще не поздно.

– Ты ему не сказала, – предупреждающе проговорил он.

Ему было плевать, что Гладдик умрет. Гладдик, который ничего нам не сделал. И дело было не только в том, что сложившаяся ситуация бесила Тайруса. Я прогнала тревожную мысль.

– Я отослала его горевать в уединении. Никому не нужны его слезы.

Лицо Тайруса потемнело.

«Да, я знаю, что ты сделал с его отцом».

– У меня были веские причины, – сказал он.

– Я знаю.

Я не стала опускаться до лицемерия и обвинять его в убийстве. Мы словно поменялись местами. Он был сам на себя не похож. И теперь я знала причину.

Мы с Тайрусом первым же указом запретили бои животных. Конечно же, Пасус решил отметить нашу свадьбу восстановлением обычая. На арену выпустили тварей для разогрева. Толпа оживилась, готовясь к кровавой жертве, ради которой все и собрались. Первую пару составляли старая мантикора Рандевальда и гибрид, напоминающий медведя.

Последнего явно ошеломила внезапная свобода. Мантикору же нет; она издала оглушительный визг и ринулась вперед. Пролилась первая кровь; толпа заревела.

Я воспользовалась моментом, наклонилась и принялась целовать Тайруса в шею. Любой свидетель решил бы, что меня вдруг ни к месту потянуло на нежности.

А я рассказала императору о веналоксе.

Тайрус никак не отреагировал на новость. Поначалу я даже решила, что он меня не понял, но потом заметила сплетенные вместе пальцы. У него тряслись руки.

– Вот в чем дело. Вот почему я почувствовал… – он не договорил.

Медведь пал, но достойного боя не вышло. Послышались стоны разочарования. Мантикора слизала кровь с губ, а на арену выбежало новое чудище: занятная помесь льва с акулой. Зрители лихорадочно принялись делать ставки.

– Видишь, почему я не согласилась, – тихо произнесла я, – когда ты заявил, что не желаешь использовать Ката и Живодера.

– Ты считаешь… я должен больше переживать.

Я кивнула.

Лев почуял кровь и мгновенно подобрался. Когда мантикора кинулась на него, он был готов, и эта схватка вышла более жестокой. Мантикора все же сразила его ударом отравленного хвоста – жульнический прием, изобретенный самим Рандевальдом. Гранды недовольно заворчали, мол, этот парализующий яд вечно портит зрелище.

Нас накрыла тень: это Пасус подошел со своей не менее ядовитой, чем хвост мантикоры, улыбкой.

– Ваше величество. Немезида. Надеюсь, вы хорошо выспались. Прошлой ночью было множество разочарованных людей.

Тайрус вытянул руки на спинках наших кресел, даже не скрывая своего отвращения к сенатору.

– Полагаю, вам пришлось вернуть деньги за би леты.