Страна призраков - Гибсон Уильям (2008)

Пока Милгрим читал «Нью-Йорк таймс», допивая утренний кофе в булочной на Бликер-стрит, Браун успел несколько раз вполголоса переругаться с неведомыми людьми, которым надлежало дежурить у всех известных выходов НУ, когда тот спал дома – или чем он там еще занимался. Сочетание «известные выходы» навеяло на Милгрима приятные, хотя и явно фантастические мысли о подземной опиумокурильне, с множеством тоннелей и газовым освещением.

Утро у собеседников Брауна явно не задалось. НУ с каким-то мужчиной покинули здание, дошли до станции метро на Канал-стрит, спустились туда и бесследно исчезли. Милгрим, слышавший половину всех разговоров Брауна, уже знал о способности НУ и его родичей испаряться, особенно в подземке. Милгрим воображал, что у них есть ключи к особым метрополитеновским щелям и ходам.

А вот для Милгрима утро выдалось неплохое, хотя Браун и разбудил его, чтобы прочесть волапюк. Потом ему снова что-то снилось, он не помнил, что именно, помнил только, что неприятное. Вроде бы от его кожи (или сквозь нее) шел голубоватый свет. И все же как отрадно в столь ранний час посиживать за столиком, пить кофе с булочкой и читать оставленную кем-то «Нью-Йорк таймс».

Браун газету недолюбливал. Он вообще не терпел СМИ за то, что излагаемые в них новости не исходили из достоверных – иными словами, правительственных – источников. Да и не могли исходить, учитывая теперешнее военное положение. Любые новости стратегической важности по определению слишком ценны, чтобы доверять их штатским.

Разумеется, Милгрим не собирался спорить. Вздумай Браун объявить английскую королеву инопланетной рептилией-оборотнем, жрущей теплое мясо человеческих младенцев, Милгрим и тогда бы не возразил.

Но теперь, дойдя до середины статьи про АНБ и сбор данных (на третьей полосе), он кое о чем задумался.

– А вот… – неуверенно начал Милгрим; Браун как раз окончил беседу и свирепо смотрел на телефон, словно прикидывая, можно ли убить или замучить эту бездушную тварь. – Про АНБ и сбор данных…

Фраза повисла в воздухе над столиком. Милгрим не имел привычки заводить разговоры с опасным соседом, и не напрасно. Браун перевел взгляд с телефона на него, ничуть не поменяв выражения.

– Я тут подумал, – услышал Милгрим точно со стороны, – про вашего НУ. Про волапюк. Если АНБ может все, что здесь написано, то легко загнать в программу алгоритм, который будет выбирать ваш волапюк и ничего больше. Хватит полдюжины образцов семейного диалекта. Усреднить их, и все, что проходит через телефонную систему, получит такую метку. И не надо будет больше менять батарейки под вешалкой.

Милгрим упивался своей догадливостью. А вот Брауну, похоже, не понравилось, что тот вообще об этом думает.

– Годится только для межконтинентальных переговоров, – буркнул он, словно раздумывая, не поколотить ли непрошеного советчика.

– А-а-а, – протянул тот и сделал вид, будто с головой погрузился в чтение.

Браун вернулся к своему телефону и принялся вполголоса отчитывать еще кого-то, не уследившего за НУ и его спутником.

Милгрим уже не хотел читать, однако по-прежнему смотрел в газету. У него шевелились новые, странно неприятные мысли. До сих пор он принимал как данность, что Браун и его люди – правительственные агенты, скорее всего федеральные. Но если АНБ и впрямь делает то, о чем пишет «Таймс» (а Милгрим прочел это своими глазами), то с какой стати он должен верить Брауну? Американцы не возмутились историей с АНБ, потому что по меньшей мере с шестидесятых не сомневались, что ЦРУ записывает все телефонные разговоры. Об этом было в плохих телесериалах. Дети знали это с пеленок.

Но если на Манхэттене кто-то переписывается на волапюке, а правительству на самом деле так надо знать каждое слово, то в чем загвоздка? Милгрим свернул газету.

«А что, если, – пробивался из глубины сознания тревожный голос, – Браун вовсе не правительственный агент?»