Пепел - Екатерина Бунькова (2017)

— Но ты же Великая Мать, — напомнил я, с трудом сдерживая рвущийся наружу сарказм, которому сейчас явно было не место. — А я твой муж. Тебе достаточно сказать мне, и я это сделаю. Хочешь?

— Нет, — она помотала головой, села сзади и крепко обняла меня. Кажется, я тоже совсем перестал понимать женщин.

Время шло, огонь потрескивал, небо темнело. А мы все сидели и молчали. Разговор начистоту завел нас в тупик, а обычный треп на язык не шел. Ее острый подбородок впивался мне в плечо, но я не тревожил ее. Почему-то близость теплой щеки была приятна. Иногда Лан чуть поворачивалась ко мне, медленно вдыхала мой запах, а потом долго выдыхала, щекоча мне грудь теплым ветерком. Ладно. Не так уж сильно я тебя ненавижу.

Я повернул голову и потянулся к ней губами. Но она увернулась! Эта странная женщина увернулась от моего поцелуя!

Опустив взгляд, Лан быстро поднялась и попыталась уйти, но в последний момент я схватил ее за запястье.

— Лан! — окликнул я ее, еще не понимая, что собираюсь сказать или сделать, но чувствуя, как в моей голове складывается какая-то мысль. Лан остановилась и чуть повернула голову:

— Ты же не хочешь меня, — тихо сказала она.

— Хочу, — неожиданно для самого себя ответил я и понял: действительно хочу. Давно. Хочу и даже ревную. Знаю, что она принадлежит не только мне, и ничего не могу с этим поделать. И ту неделю я провалялся в ее постели, притворяясь больным, вовсе не потому, что боялся Закка, а потому лишь, что желал, чтобы ее забота целиком и полностью принадлежала мне одному. Наверное, так же бессмысленно и безнадежно ревновал несчастный Седарь свою жену, когда я посещал ее. Кланялся мне, беседовал со мной, благодарил за милости моей семьи, уходил в другой конец дома и там молча боролся со своей ревностью. Выходит, боги и это решили мне вернуть.

Лан недоверчиво оглядела меня и сделала шаг в обратную сторону. Я потянул ее за руку, чувствуя, как сердце в груди принимается оглушительно стучать, пытаясь сделать мне больно. С каждым мгновением желание крепло, и мне уже было наплевать, кто из нас это задумал. Над головой мерцали звезды, а шум из соседнего сада заставлял тело пылать, гоняя жаркую кровь.

— Я тебя не понимаю. Ты меня не понимаешь, — сказал я, притягивая Лан к себе. — Отличное сочетание, ты не находишь?

Она улыбнулась и склонилась надо мной. Волна черных кудряшек колыхнулась и легла мне на плечи вместо упавшего одеяла. Я обнял свою жену и уткнулся носом в упругую грудь. Запах недавно выстиранного и проутюженного хлопка моей рубашки уже начал смешиваться с ее запахом — почти неуловимым, но соблазнительным.

— Я многое делаю не так, как надо, и мне здесь очень плохо, — признался я, одной рукой продолжая ее обнимать, а другой расстегивая рубашку. — Но я не дурак, и допускаю мысль, что к новой жизни можно привыкнуть. Может быть даже полюбить ее.

Лан нежно потерлась щекой о мой висок, одобряя мои слова.

— Я не люблю врать. Поэтому ты лучше больше никогда меня об этом не спрашивай, — попросил я, стягивая с нее свою рубашку и тут же принимаясь за штаны. — Делай то, что делала раньше, а я… я попробую… ничего не обещаю, но попробую…

«Хотя бы ради себя», — все-таки добавил я мысленно, притягивая к себе уже совершенно обнаженное горячее тело Лан.

— Я часто думаю о тебе, — призналась она, заставив меня мягко укусить ее за подбородок: давай, пойми, что я не люблю, когда женщины в такой момент болтают. — Порой мне хочется вмешаться в твою жизнь, но … я боюсь еще больше навредить тебе…

Я не ответил, отпустив ее подбородок и принимаясь покрывать поцелуями ее шею и грудь. В костре что-то громко щелкнуло, обжигающая искра кольнула меня в шею, скатилась на плечо и принялась жечь. Я смахнул ее и облизнулся, уже прикидывая, как бы нам удобнее расположиться на этих подушках. Лан улыбнулась, послюнявила палец и потерла место ожога.