Джульетта - Энн Фортье

Однажды, после того как мы целый вечер доставали тетку Роуз вопросами об Италии и почему нам нельзя туда поехать, Умберто рассказал нам про римские катакомбы. Вручив нам по посудному полотенцу, чтобы от нас была какая-нибудь польза, пока он моет посуду, Умберто описывал, как первые христиане собирались в тайных подземных пещерах, чтобы пообщаться с единоверцами без свидетелей, способных донести императору-язычнику. Христиане не признавали римскую традицию кремировать тела умерших, поэтому заворачивали своих покойников в саваны и приносили в подземные пещеры, оставляя тела на полках в каменной стене дожидаться Страшного суда.

Если нам действительно так хочется в Италию, пообещал Умберто, он первым делом по приезде туда обязательно поведет нас в подземные пещеры и покажет массу интересных скелетов.

Когда мы с Дженис пробирались по Боттини, спотыкаясь в темноте и по очереди меняясь в роли лидера, мне припомнились страшилки Умберто. Совсем как герои его рассказов, мы прятались в катакомбах, опасаясь разоблачения, и, как первые христиане, не знали, когда и где выйдем на поверхность, если вообще выйдем.

Немного помогала зажигалка, которую Дженис носила с собой для своей еженедельной сигареты. Каждые двадцать шагов мы останавливались и зажигали ее на несколько секунд, чтобы убедиться, что впереди нас не ждет бездонный провал или, как предположила Дженис, когда стены и пол вдруг стали влажными и скользкими, паутина огромного паука.

— Ползучие твари, — сказала я, забирая у нее зажигалку, — сейчас самая меньшая наша беда. Расходуй экономнее. Может, мы здесь всю ночь пробродим.

Некоторое время мы шли молча — я первая, Дженис позади, бормоча что-то о том, что пауки любят сырость, — пока я не споткнулась о каменный выступ и не грохнулась на неровный пол, ободрав колени и ладони так сильно, что в другoe время заплакала бы, но нужно было проверить, как перенесла падение зажигалка.

— Ты в порядке? — спросила Дженис испуганно. — Идти можешь? Я тебя не потащу!

— Я в полном порядке, — буркнула я, нюхая кровь на пальцах. — Твоя очередь идти первой. Вот, — ощупью сунула я зажигалку ей в руки. — Иди, ломай ноги.

Пропустив Дженис вперед, я немного расслабилась и смогла наконец подумать о своих травмах, физических и душевных, пока мы дюйм за дюймом продвигались в неизвестность. Сбитые колени кровоточили, но ничто не могло сравниться с моим душевным состоянием.

— Джен! — Я коснулась ее спины кончиками пальцев. — Может, он не открыл мне свое настоящее имя, потому что хотел, чтобы я влюбилась в него за его качества, а не только из-за имени?

Решив не обижаться на ее раздраженный стон, я продолжила:

— О'кей, значит, он утаил, что он Ромео, потому что ему меньше всего хотелось, чтобы какая-то въедливая виргитарианка раскрыла его инкогнито…

— Джулс! — Дженис ощупью выбирала путь в полной опасностей темноте, и терпение у нее было на исходе. — Когда ты перестанешь заниматься самоедством? Мы даже не знаем, настоящий он Ромео или нет. Учти, я все равно ему задницу наизнанку выверну за то, что он так с тобой обходился.

Несмотря на агрессивный тон, я в который раз удивилась, услышав в голосе сестры искреннюю заботу о моих чувствах. Неужели это что-то новое, или я просто не замечала раньше?

— Ты понимаешь, — продолжила я, — он ведь ни разу сам не представился Салимбени. Это я всякий раз… у-упс! — Я чуть не упала и схватилась за Дженис, чтобы удержаться на ногах.

— Дай догадаюсь, — сказала она, щелкая зажигалкой, чтобы я увидела ее приподнятые брови. — Он ни разу не сказал ничего об ограблении музея?

— Музей же ограбил Бруно Каррера! — воскликнула я. — Которого нанял Умберто!

— О нет, Джульетта, — засюсюкала Дженис, очень непохоже изображая Алессандро. — Я не воровал палио Ромео. Кому нужна эта старая тряпка? Ой-ой, осторожнее с этим острым ножиком, не пораньтесь. Как вы его назвали?.. Кинжал?

— Все было не так, — буркнула я.