Джульетта - Энн Фортье

— Потому что, — продолжила Ева-Мария, назидательно крутя указательным пальцем у моего носа, — в Сиене всегда существовала собственная милиция. Чтобы держать в рамках Салимбени и Толомеи, горожанам Сиены пришлось научиться мобилизовываться и выдворять разбушевавшихся смутьянов с городских улиц за считанные минуты. — Она уверенно кивнула, как бы соглашаясь с собой. — Мне кажется, именно поэтому противоречия до сих пор столь сильны. Эффективность нашей старой доброй милиции заложила основу для создания Сиенской республики. Если хотите обуздать плохих парней, вооружите хороших!

Я улыбнулась этому выводу, сделав вид, будто в этих скачках у меня нет лошади. Еще не время было говорить Еве-Марии, что я не верю в силу оружия и по личному опыту знаю, что так называемые хорошие парни на поверку ничуть не лучше плохих.

— Мило, не правда ли? — кивнула на фреску Ева-Мария. — Город в ладу с собой.

— Пожалуй, — согласилась я. — Хотя, должна сказать, горожане что-то не ликуют от счастья. Смотрите, — я указала на молодую женщину, стоявшую в кольце танцующих девушек словно в западне. — Она, похоже, очень… Ну, не знаю… погружена в свои мысли.

— Может, она засмотрелась на свадебную процессию? — предположила Ева-Мария, показав на вереницу людей, следовавших за невестой на лошади. — И вспомнила о собственной потерянной любви?

— Она смотрит на барабан, — указала я. — Вернее, на тамбурин. А остальные танцовщицы выглядят… зловеще. Смотрите, как они окружили ее во время танца. Одна из них смотрит на ее живот… — Я быстро взглянула на Еву-Марию, но по ее лицу ничего нельзя было прочитать. — Или у меня разыгралось воображение?

— Нет, — тихо сказала она. — Маэстро Амброджио действительно хотел привлечь к ней внимание. Он сделал группу танцующих женщин больше всех остальных на фреске. Если присмотреться, лишь одна эта девушка увенчана тиарой — вон, в прическе.

Я прищурилась и убедилась, что Ева-Мария не ошиблась.

— А известно, кто она?

Ева-Мария пожала плечами:

— Официально — нет, не известно. Но между нами… — Она подалась ко мне и понизила голос: — Я думаю, она одна из твоих прабабок, Джульетта Толомеи.

Меня настолько шокировало произнесенное ею имя — мое имя — и моя же догадка, которую я высказала в телефонном разговоре Умберто, что я выпалила:

— Как вы узнали?.. Что это моя прабабка, я имею в виду?

Ева-Мария чуть не рассмеялась:

— Но это же очевидно! Иначе, зачем твоей маме называть тебя в ее честь? Кроме того, она мне лично говорила, что вы ведете свой род напрямую от Джульетты и Джианноццы Толомеи.

От ее уверенности я пришла почти в ужас. В голове образовался информационный смерч.

— Я и не знала, что вы были знакомы с моей матерью, — тихо проговорила я, гадая, отчего она не сказала мне раньше.

— Один раз она приезжала с визитом с твоим отцом, еще до свадьбы. — Ева-Мария помолчала. — Она была очень молода, моложе, чем ты сейчас. На празднике была сотня гостей, но мы весь вечер толковали о маэстро Амброджио. Именно твои родители рассказали мне все, что я сейчас говорю. Они были очень эрудированны, много знали об истории наших кланов. Как жаль, что все так обернулось…

Минуту мы молчали. Ева-Мария смотрела на меня с кривой улыбкой, словно зная, что у меня на языке раскаленным железом горит вопрос, но я не могла заставить себя спросить: кем ей приходится преступный Лучано Салимбени и что ей известно о гибели моих родителей?

— Твой отец считал, — продолжала Ева-Мария, нарушив неловкое молчание, — что маэстро Амброджио зашифровал в этой фреске целую историю, трагедию, о которой нельзя было открыто говорить. Смотри, — указала она на фреску. — Видишь маленькую птичью клетку на верхнем окне? Что, если я скажу тебе, что это здание — палаццо Салимбени, а человек, которого можно разглядеть внутри, — сам Салимбени, восседает на троне как король, и у его ног пресмыкаются люди, униженно умоляя ссудить их деньгами?