Беспощадный рай - Джей Джессинжер

— На самом деле я представлял себе твою медленную и мучительную смерть от отравления.

— Пфф. Яд — оружие женщины. Ты просто пустишь мне пулю в лоб.

— Заманчивая мысль. Я сейчас вешаю трубку.

— Не забыл ли ты случайно сказать, как рад, что я пережил нашу маленькую стычку с сербами?

— Я в восторге, — невозмутимо отвечаю я и нажимаю пальцем на кнопку отбоя.

Он перезванивает мне через пять секунд.

— Мне тут набрал приятель из департамента. Федералы сейчас на месте преступления.

— Отлично. Пусть сообщат все, что у них есть.

— Есть, есть, капитан, — имитируя пиратский акцент, выпаливает Деклан.

— Деклан?

— Хм?

— Никогда больше так не говори.

— Тебе не нравится? Это морской термин Британского Королевского флота, означающий «Да, я сделаю, как вы прикажете». В отличие от общепринятого «так точно» в ответ на приказ, который не подразумевает безоговорочного подчинения. Потому что, знаете ли, военные очень любят повиновение.

— Мне ли не знать. Я служил в армии.

Его тон становится задумчивым.

— Точно. Всегда забываю. Наверное, потому что не могу представить, как ты получаешь приказы от кого бы то ни было. Держу пари, тебя постоянно наказывали, верно?

— Надо было пристрелить тебя сразу, — бормочу я и снова вешаю трубку.

Несколько долгих мгновений я просто сижу и думаю. Когда у меня начинает урчать в животе, я понимаю, что уже несколько часов ничего не ел. Я направляюсь на кухню, чтобы перекусить, но останавливаюсь в гостиной, прислушиваясь.

И снова этот звук. Низкий стук, как удар о стену.

Он доносится из коридора, который ведет в комнату для гостей, где находится Джулия.

Через несколько секунд я барабаню костяшками пальцев по двери ее комнаты.

Наступает пауза, прежде чем дверь открывается. Пауза, во время которой мне на удивление трудно не начать колотить кулаком по дереву и кричать. Затем ручка поворачивается, дверь широко распахивается, и вот Джули передо мной.

Раскрасневшаяся, взъерошенная, тяжело дышащая.

Комната за ее спиной превратилась в развалины.

Я позволяю своему взгляду поблуждать по перевернутой мебели, скошенным картинам и кровати, лишенной простыней. Прикроватная тумбочка оказалась придвинутой к вентиляционному отверстию на потолке. Шторы валяются кучей на полу.

Я скрещиваю руки на груди, прислоняюсь плечом к стене и мягко говорю:

— А я смотрю, ты занималась перестановкой.

— Я искала камеры.

— И выход.

— Да.

— Тут нет ни того, ни другого.

— Я это уже поняла, спасибо.

Мы пристально смотрим друг на друга. Она такая красивая, с румянцем на щеках и горящими от гнева глазами. Мне хочется протянуть руку, чтобы провести ладонью по ее щеке, но уверен, что за подобные вольности получу пощечину.

— Ты говорила, что веришь моему слову.

— Я сказала, что в основном верю, что ты сдержишь свое слово. Меня нельзя обвинить в том, что я сомневаюсь в твоей честности. — Помолчав, она добавляет: — Извини, если оскорбила. Я не хотела тебя обидеть. — Она закрывает глаза, вздыхает и бормочет: — Не могу поверить, что извиняюсь.

— Однако я это ценю.

Она открывает глаза и смотрит на меня, нахмурив брови, как будто я головоломка, которую она наполовину хочет разгадать, а наполовину — поджечь и выбросить на улицу.

— Ты голодна? Я собирался перекусить.

Она игнорирует меня

— Ты уже что-нибудь выяснил? Можно мне уйти?

Ой.

— Я хочу, чтобы ты доверяла мне, — прошу я.

— А я хочу пони-единорога. Но что есть, то есть.