Комплекс Мадонны - Норман Богнер (1997)

— Разумеется, есть. Морщины Доу-Джонсона. Каждое падение или подъем отражены на твоем лице. Мне нравятся такие морщины. Они как бы очерчивают все, чем ты являешься. В следующей жизни я хочу родиться с твоим римским носом. Я уже несколько раз примеряла твой нос, но в теперешнем виде он немного великоват для моего лица. Почему его не унаследовал Робби?

— Его мать выиграла это сражение.

— Его мать выиграла большинство сражений. Он совсем не похож на тебя, Тедди. Я хочу сказать, внешне. Я сидела на лестнице и следила за всеми вами. Он какой-то приятный и открытый, и к сорока годам у него останется налет студенчества. Профессиональный юноша. Кому-нибудь следует сбросить бомбу на магазин «Брукс Бразерс». Они заставляют всех мужчин в городе выглядеть так, словно те вырезаны из одного куска ткани. Ты сделаешь кое-что лично для меня?

— Только назови.

— Закрой там свой счет.

— Договорились. Тебе посыпать ноги тальком?

— Только если это не «Эсте Лаудер» или какая-нибудь мудреная французская штуковина. Детский порошок фирмы «Джонсон и Джонсон». Ты в детстве когда-нибудь жевал надувную резинку «Флир»?

— Не помню.

— Так вот, у «Дж. и Дж.» такой же запах.

Тедди помог Барбаре надеть голубой махровый халат.

— Я люблю этот халат, — сказала она.

— Он тебе слишком велик.

— Именно это я и люблю в нем. Это — высшая степень сексуальности, а вовсе не шифоновые или кружевные неглиже, которые женщины всегда покупают на размер меньше, так что их сиськи начинают проступать наружу, словно кроличьи носы. Мои сиськи тридцать восьмого размера, я горжусь ими, и мне не нужно заставлять их казаться больше или привлекательнее, чем они на самом деле.

— Я люблю каждый их дюйм.

— Я заметила это. У тебя жесткая щетина.

— В следующий раз я сперва побреюсь.

— Если ты сделаешь это, я тебя убью. Ты — мужчина, и немного грубости тебе пойдет. Я хочу сказать, что, если бы твоя кожа была гладкой и бархатистой и от нее несло каким-нибудь педерастическим запахом, меня бы вырвало.

Открыв его аптечку, Барбара достала оттуда флакон.

— Я купила это для тебя.

Тедди подозрительно посмотрел на флакон.

— Английский лайм? Никогда им не пользовался.

— Это древнее средство. Все эти почтенные английские плантаторы в свое время пользовались им. А затем отправлялись на поля сахарного тростника, тыча своим оружием во всех четырнадцатилетних цветных малышек, попадавшихся на пути. Вот бы в какое время жить! Если бы я была одним из этих плантаторов, я делала бы то же самое. Занималась бы любовью до одури. А чем еще можно заниматься в тропиках, кроме того, чтобы потеть, пользоваться английским лаймом и засовывать свою пушку под все юбки?

— Есть во всей Вселенной какой-нибудь предмет, по поводу которого у тебя не было бы собственного суждения?

— Я таких не знаю. Когда я слышу о чем-либо, то сразу же составляю суждение.

— Ты — единственная честная и мужественная женщина, которую я когда-либо знал.

— Можешь за это поблагодарить Фрера. Когда я впервые пришла туда, я была такой скованной. Когда-нибудь я расскажу тебе об этом. Я думала обо всех таких вещах, но никогда не говорила о них. Хранила все в темном чулане вместе со старыми роликовыми коньками и отвратительным смущением от первой менструации, о которой мне пришлось рассказать своему отцу, потому что матери для совета у меня не было. О Боже, какой момент! Мой отец покраснел, затем позеленел, он не знал, что делать, и в полком смятении отвел меня в винный погреб попробовать «Шато Марго», которое он купил. Я так напилась, что на следующий день не смогла пойти в школу. И с тех пор я всегда пью вино, когда на меня обрушиваются бедствия.

— Как насчет двадцать пятого июня?

— Что насчет него? Что ты хочешь от меня, чтобы я разожгла костер в твоей конторе?

— Я хотел сказать, двадцать пятое июня как день свадьбы.