Комплекс Мадонны - Норман Богнер (1997)

— А чем не подходит День всех святых[24] или день Гая Фокса[25]?

— Двадцать пятое — это неделя после Робби с Элейн.

— Мы станем тогда совершеннолетними?

— Просто так удобнее.

— Ты всегда такой, все планируешь и намечаешь. Можно, после двадцать пятого июня я буду звать тебя Теодором?

— Нет.

— Тогда все, сдаюсь.

— У нас будет такая свадьба, какую ты пожелаешь.

— Я желаю карликов и акробатов-лилипутов, я желаю поединков борцов и свежей оленины, задок баранины и всех нью-йоркских мух, чтобы все походило на добрый старый английский детский праздник. Как насчет того, чтобы устроить все это в банкетном зале Плацы?

— Серь-ез-но. Пожалуйста. Ты действительно хочешь пышной свадьбы?

— А ты что, какой-то дешевый замухрышка? Ты не хочешь показать меня всем своим друзьям-тупицам?

— В общем-то нет. Я думал, можно будет ограничиться простой гражданской церемонией, а затем, если ты желаешь, устроить прием в Плаце.

— А как насчет «Недика», а затем гулянья в «Чите» или «Розленде» для знатных горожан?

— Пощади! — умоляюще простонал он.

— Вот что происходит, когда женишься на ком-то вдвое моложе себя!

— Уже семь пятнадцать, а ты еще не начала одеваться.

Поспешно покинув ванную, Тедди быстро оделся.

— Все мое барахло осталось у меня в комнате, — крикнула через открытую дверь Барбара.

Медленно и осторожно открыв дверь, Тедди убедился, что в коридоре никого нет. Подведя Барбару к двери, он шепнул:

— Пожалуйста, поторопись.

— А если у меня не получится, что тогда?

— Я люблю тебя.

— По-настоящему?

— Беги, — он шлепнул ее по спине.

* * *

Она робко остановилась на верху лестницы, стараясь услышать их разговор. Из темного коридора доносились голоса, но ей они казались лишь несвязными бессмысленными звуками. Медленно и торжественно она сошла вниз. На ней было надето длинное бархатное платье темно-фиолетового цвета, которое, измотав двух продавщиц, выбрал для нее в магазине «Бонуит» Тедди. При движении платье шелестело; положив руку на перила, она получила щелчок электрического разряда и хлопнула ладонью по ограждению. При ее шелестящем приближении в залитой светом гостиной обернулись три головы. Барбара двигалась с чрезвычайной сосредоточенностью невесты, озабоченной тем, чтобы не наступить на шлейф. Никто ничего не сказал — или, подумала она, от раздражения, что она опоздала на полчаса, или потому, что она сделала что-то не так, и они выбирали подходящее наказание. Она остановилась в дверях. Тедди, подойдя к ней, взял ее за руку — первосвященник, готовый посвятить молодую пару, сидящую перед ним, в двойное таинство огня и плоти и благословить их союз. Тедди потащил ее в комнату, чувствуя, что молодая женщина сопротивляется. Робби встал, вслед за ним — Элейн. Молодой человек выглядел еще более свежим и невинным, чем его обрисовала в разговоре с Тедди Барбара, — не просто юноша в наглаженных университетских брюках, а ребенок с обворожительным выражением изумления на лице. Его прямые волосы опускались на лоб, серые глаза светились невинностью ягненка, а рот казался красной ячменной лепешкой. Робби вполне мог быть восьмилетним мальчиком, готовым пойти вместе со своей матерью на именины. Он пожал Барбаре руку, и его гибкие тонкие пальцы оказались холодными и на удивление крепкими.

— Здравствуйте, Барбара. Я — Роберт.

— Робби, — произнес Тедди тоном, одновременно любящим и корректирующим.

— Здравствуйте, Робби.

Лицо Элейн было наполовину прикрыто тенью от абажура, девушка, похоже, не желала уступать своей территории, поэтому Барбара подошла к ней — победитель, способный на снисхождение. Она протянула руку, которую Элейн стиснула, словно смущенная девочка.

— Перстень… Боже мой. Уя!

— Хотите примерить его? — сказала Барбара, снимая кольцо.

— Он же размером с грецкий орех. Сколько карат?

— Не имею понятия.