Багровый лепесток и белый - Мишель Фейбер (2017)

Уильям согласно хмыкает, хотя отнюдь не уверен в правильности утверждения. В последнее время он стал бояться Конфеткиных заигрываний, ибо пистолет не подавал признаков жизни, даже когда стрельнуть хотелось очень сильно. Он, вообще-то, в рабочем состоянии? В неподходящее время он готов к действию, особенно во сне, но дает осечку в нужную минуту. Как долго он сможет держать Конфетку в неведении о том, что, похоже, перестал быть мужчиной? Сколько раз можно ссылаться то на усталость, то на поздний час?

– Если я не буду начеку, – жалуется он, – так «Парфюмерное дело Рэкхэма» к концу века перестанет существовать. И не то чтобы мне было кому передать его.

Эшвелл останавливается купить яблоко у девушки, которая ему приглянулась. Он дает ей шесть пенсов – куда больше, чем она просит, и она так низко кланяется, что рискует рассыпать яблоки из корзины.

– Спасибо, куколка, – говорит Эшвелл, впиваясь зубами в упругую мякоть. – Итак, – с полным ртом обращается он к Уильяму, – ты, значит, не хочешь жениться на Констанции, так?

Уильям останавливается в изумлении.

– На Констанции?

– На нашей дорогой леди Бриджлоу, – поясняет Эшвелл, стараясь говорить отчетливо, как будто изумление Рэкхэма вызвано исключительно его плохой дикцией.

Уильяма качнуло вперед, земля приблизилась к лицу; он пытается рассмотреть грязь под ногами, но она то расплывается перед глазами, то опять обретает четкость. Булыжники покрыты налетом мшистой дряни – то ли конского навоза с большой примесью сена, то ли сильно размазанными остатками шкуры раздавленной собаки.

– Я… Я и понятия не имел, что Констанция хочет выйти за меня.

Бодли и Эшвелл издают дружный стон, Бодли встряхивает его за воротник.

– Да ты что, Билл, ты всерьез ожидал, что она станет перед тобой на одно колено и сама сделает тебе предложение? У нее есть гордость.

Они идут дальше; Уильям переваривает полученную информацию. Свернули на Кинг-стрит – она пошире. Проститутки машут им с обеих сторон улицы, уверенные, что полисмен уже получил достаточно щедрую мзду и будет тратить силы на карманников и драчунов.

– Сюда! – зовет пьяненькая шлюха. – Самый лучший поебон в Лондоне!

– Сюда! – орет мужчина с противоположного тротуара. – Берите жареные каштаны!

Бодли останавливается – не ради каштанов или шлюхи, а потому что вляпался в какую-то мерзость. Поднимает левую ногу и рассматривает подметку, чтобы определить, что это за гадость, смешанная с маслянистой грязью, – дерьмо или просто растоптанный фрукт.

– Как думаешь, Филип? – Эшвелл улыбается через плечо пьяной шлюхе, которая посылает ему воздушные поцелуи. – Готов немножко развлечься?

– Всегда готов, Эдвард, всегда. Как насчет прелестной Аполлонии? – И поясняет Уильяму: – Мы тут нашли одну петарду, Билл, честно – петарда, а не девка, африканочка курчавая! У миссис Джардин. Киска темно-вишневая, просто пассифлора, а разговаривать ее научили, как барышню из Белгравии, до того комично!

– Ты попробуй ее, Билл, – пока есть что пробовать: ее быстренько уведет какой-нибудь дипломат или посол, и исчезнет она в потрохах Вестминстера.

Бодли и Эшвелл стоят цилиндр к цилиндру, сверяя карманные часы и соображая, есть ли смысл идти к миссис Джардин. Однако приходят к заключению, что Аполлония едва ли свободна в такой час. Уильяму кажется, что, хоть они и поют хвалу ее экзотическим прелестям, но опробовали их так недавно, что теперь хотели бы чего-то другого.

– Ну, так куда пойдем? – спрашивает Эшвелл. – Миссис Теренс совсем близко…

– Половина десятого, – размышляет Бодли, – Бесс и эта, как ее зовут, из Уэльса, уже при деле, а другие мне как-то не очень. К тому же ты знаешь эту миссис Теренс: раз уж пришел, она тебя не выпустит.

– А если к миссис Форд?

– Дорого, – фыркает Бодли, – и цена не по товару.

– Зато быстро.