Пропавшая жена - Шейла О'Фланаган (2020)

– Потом? Забрала бы потом? – он стоял в дверях ванной, глядя, как она моет руки. – Потом – это неправильно. Ты должна была повесить ее на место сразу же.

– У меня сумка тяжелая была в руках. И я не могла утащить все сразу, – Имоджен улыбнулась ему. – Я же не чудо-женщина.

– А я и не требую от тебя, чтобы ты была чудо-женщиной, – возразил он. – Просто прошу, чтобы ты убирала вещи на место.

– Я же сказала: я бы убрала!

– Значит, не надо было снимать ее, когда ты вошла, – назидательно продолжал он. – Тогда ты могла отнести куртку сразу наверх вместе с остальным багажом. Это же так просто, Имоджен! Это эффективно.

Она смотрела на него, не понимая, шутит он или говорит всерьез.

– Но я прощаю тебя, – сказал он. – Потому что ты моя жена и я тебя люблю.

Он поцеловал ее, а она вздохнула с облегчением, потому что уже почти поверила, что он разозлился из-за такой ерунды.

* * *

Однако в течение следующих недель таких звоночков становилось все больше. Пока они только встречались и расходились каждый в свой дом, она не замечала, что у Винса миллион разных правил, которым он следует неуклонно и которые считает необходимыми для налаженной жизни. Имоджен полагала, что, пока он жил один, они действительно никому не мешали и даже, возможно, были полезны, и поначалу поддразнивала его, но его болезненные реакции дали ей понять, что все вполне серьезно. Посуда из посудомойки вынималась немедленно, как только закончится цикл. Газеты должны быть выброшены в зеленое мусорное ведро сразу, как только их прочитали. Использовать можно только пакеты с маленькими застежками. Раковину надо прочищать ежедневно. Она должна вынимать волосы из слива в душе после каждого приема душа. Печенье надо хранить в контейнере с желтой крышкой, а пирожки – с розовой. Чашки можно использовать в определенном порядке: сначала красная, потом синяя, потом черная. Когда Имоджен нарушала какое-нибудь из правил (а она каждый день их нарушала, потому что не важно, скольким правилам она следовала, находилось еще бесчисленное множество, о которых она и не подозревала до поры до времени), Винс спрашивал ее, неужели она действительно так безнадежна, что не может запомнить настолько простых вещей: сначала красный, потом синий и только потом черный?

– Тебе нужно немного расслабиться, – сказала она ему в тот день, когда случайно положила печенье в контейнер с розовой крышкой. – Ничего не случится страшного, если я не положу печенье в правильную коробку, Винс. И вообще, все эти твои правила граничат с ОКР. Может быть, когда ты жил один, это все было нормально, но я не могу соблюдать их все, так что мне не нравится, что ты постоянно выражаешь недовольство моими ошибками.

– Но это не правила, – возразил он. – Это залог успеха нашей совместной жизни. Все они имеют определенный смысл. И я не раздражаюсь, если ты допускаешь ошибки. Меня раздражает только, когда ты намеренно не повинуешься мне.

– Не повинуюсь? – она уставилась на него. – Намеренно? Но повиновение не входило в наши брачные обеты.

– Ну, возможно, я использовал не то слово, – спохватился он. – Я просто пытаюсь сказать, что иногда мне кажется, что ты нарочно делаешь что-то, чтобы меня испытать.

– Разумеется, нет! – воскликнула она. – Слушай, Винс, все, поженившись, должны идти на уступки. Мне нужно стараться быть менее небрежной, а тебе – более гибким.

Он согласился. И ничего не говорил, когда она давала ему чашку не того цвета или покупала сыр не той марки, которую он предпочитал. Но выражение его лица было достаточно красноречивым, и его холодность в такие дни и вечера была невыносима. В конце концов было легче следовать правилу, чем терпеть последствия его нарушения. Но проблема была в том, что чем больше она в этих правилах разбиралась и чем больше их выполняла, тем, казалось, все больше у него возникало новых поводов для недовольства, включая саму Имоджен и ее внешность.