Кто в спальне король? - Елена Щербиновская (2005)

Его слова прозвучали очень обидно, будто меня уличили в каком-то унизительном пороке. Тут же я невольно снова вспомнила разговор с Аланом после выставки на Малой Грузинской. Это было в наш первый вечер в доме на пустыре — в сказочном королевстве Алана, которое стало теперь и моим королевством. И дом стал моим домом. Я попросила Алана показать мне его картины, и он сказал мне тогда примерно так:

— Боюсь, мои работы не произведут на тебя большого впечатления! Ты сейчас все еще под воздействием космических экспериментов Арсения Сухарева. А я человек ранимый, как все художники. И, представь себе, — ревнивый. Когда я слушал, с каким восторгом ты отзывалась о его картинах, меня всего изнутри просто разрывало!

Я рассмеялась.

— Так вот почему ты меня увел с выставки! Ты ему завидовал?

Алан тогда совсем не рассердился и стал уверять меня, что на самом деле очень рад, что мне понравился Арсений и его картины, а насчет ревности — это шутка. Господи, сколько же он тогда говорил мне красивых и добрых слов! Все было так прекрасно!..

И сейчас все тоже должно быть прекрасно. Просто Алан устал, немного не в духе. Мне так не хотелось ссориться, и я решила, что и сейчас лучше обратить все в шутку.

— А может быть, ты просто ревнуешь меня к Арсению Сухареву? — произнесла я с лукавой улыбкой.

Но шутка моя оказалась не слишком удачной. Алан мрачно посмотрел на меня и сказал со злой ухмылкой:

— Ну и вопросики у тебя! А может быть, это ты ревнуешь меня к Тамаре?

Я вспыхнула, отвернулась, выбежала в прихожую, схватила пальто. Мне стало так скверно, что хотелось убежать куда угодно, забиться в какой-нибудь темный угол и там как следует выплакаться. Даже не сами слова, а тон просто сразил меня наповал! Алан догнал меня на крыльце, схватил за руку. Я вырвалась, бегом спустилась вниз. По щекам текли слезы. Я не хотела, чтобы он их видел. Этого еще не хватало! Я чувствовала, что он стоит у меня за спиной, но не оборачивалась. Он осторожно обнял меня, уткнулся головой в мое плечо и зашептал:

— Машенька, прости, ради бога, прости! Я дурак, грубый дурак! Ну, хочешь, ударь меня, плюнь мне в физиономию! Только не уходи!

Я невольно улыбнулась сквозь слезы, он подхватил меня на руки и понес обратно в дом. Потом он долго оправдывался, вовсю ругал свой несносный, вздорный характер и снова просил прощения. Я, конечно же, его простила. Разве могла я поступить иначе? Это была наша первая и единственная короткая ссора, первый едва уловимый сигнал, который сказал мне о том, что и в самой безоблачной и прекрасной жизни иногда бывают неприятные моменты…

А дальше? Все мелькает, несется куда-то… Опять — как один миг…

К Арсению мы так и не поехали, не сложилось как-то. Зато довольно часто заходили вместе ко мне домой, и Алан умудрился подружиться с моим отцом. А Танька была от него просто в неописуемом восторге. Пару раз, с разрешения родителей, мы таскали ее с собой на полуофициальные выставки знакомых художников. С нами ходил и Жора, и моя влюбчивая сестрица тут же увлеклась им до умопомрачения. Но их роману не суждено было состояться.

Соседка Алана ко мне понемногу привыкла и даже здоровалась. Она вообще оказалась не такой уж злой и противной, как я вначале себе ее представляла.

Наступило лето. Алан защитил диплом, его распределили на работу в проектную мастерскую. Но время еще оставалось, а у меня начались каникулы, и мы уехали отдыхать на море, в какой-то небольшой поселок в Крыму, недалеко от Гурзуфа.

Целыми днями мы плавали, валялись на пляже, и за две недели умудрились загореть до черноты. Я стала стройной, поджарой, похожей на мулатку или индуску, и когда проходила по пляжу в купальнике, многие мужчины, вероятно, провожали меня взглядом. Конечно, поглощенная своей любовью, я этого не замечала, но Алан однажды сказал:

— Пожалуй, тебя и на минуту оставлять нельзя! Могут украсть.