Мужчина-подарок - Светлана Лубенец

Кто знает, может, Лешке Шаману, блестящему владельцу процветающей фирмы, как раз эти морщинки здорово мешали. Я поясню, если вы не поняли, что я имею в виду. Вот, например, моя приятельница Сашка, уже хорошо знакомая вам, до своего Виталика встречалась с молодым человеком, который всем был замечателен, кроме улыбки. Улыбался он почему-то исключительно правой стороной рта, а левая при этом оставалась почти неподвижной. Сашка называла его за это пиратом Билли Бонсом и очень стеснялась его нестандартной улыбки, которая в конце концов и решила все дело. Сашка вышла замуж за Виталика. Он улыбался обеими сторонами рта сразу, но по истечении определенного времени в нем выявилось такое количество недостатков и пороков, против которых нетрадиционная улыбка Билли Бонса сразу потеряла былое значение. И теперь Сашка здорово тоскует по своему пирату, тем более что ситуаций, когда людям приходится улыбаться, год от году почему-то становится все меньше и меньше. И потом… можно ведь и прикрывать рот рукой, когда улыбаешься…

Так и Ирма. Она была всем хороша, но улыбка здорово выдавала ее возраст. Шаман наверняка не раз представлял, как он придет с ней на какую-нибудь презентацию, где на лице все время надо держать патентованную улыбку, и тут-то как раз вся питерская крутизна, то есть бомонд, заметит, как немолода его возлюбленная. И кто знает, может, это даже принесет вред его бизнесу, а то и того хуже – убытки.

– Так ты придешь? – еще раз спросила меня Ирма.

Я тоскливо кивнула.

– Думаю, тебя не надо просить о том, что…

– Я никому не скажу, – отозвалась я. – Честное слово.

На вокзале я сразу увидела их. Они выделялись из снующих взад-вперед пассажиров, приподнятые над их суетой своей гордой и горячей красотой. Я сразу поняла, что возле Ирмы стоит Шота. При виде его я даже зажмурилась, как тогда, когда впервые увидела его жену. Он был красив не меньше, чем Ирма или Шаманаев. На нем был обычный цивильный костюм, но даже в нем он был живым олицетворением витязя в не раз уже упомянутой тигровой шкуре. Осанка, развернутые плечи, гордая посадка головы – все говорило о породе, о принадлежности к старинному роду. Лицо с чуть хищноватым носом и глазами черными, как ночь, было благородно.

Я поняла, что Шаманаев проиграл. Против этого высокогорного грузинского орла он выглядел всего лишь вороном с городской крыши или грачом, копошащимся в только что посыпанном свежей землей газоне. Видно было, что Шота Елошвили любил свою жену такой, какая она есть. Со всеми ее морщинками, с темными кругами под глазами, с изменой ему, с тоской по другому мужчине. Ирма говорила, что он ни разу не сказал ей ни слова любви. Сейчас я понимала, что ему и не надо было этого делать. Все то время, пока ее не было с ним рядом, он продолжал любить ее. И он еще докажет ей, что она зря соблазнилась грачом с газона. Она отойдет от воспоминаний и полюбит Шота. Его невозможно не полюбить.

Я подошла к чете Елошвили.

– Наденька! – бросилась ко мне Ирма, обняла, поцеловала и представила своего мужа: – Вот, познакомься, это Шота.

Мы с орлом-витязем обменялись кивками и улыбками. Если бы вы могли видеть улыбку Шота! Она предназначалась вроде бы мне, но в ней отчетливо сквозило и другое. Он улыбался, радуясь тому, что весь ужас наконец закончился, что жена едет с ним к ребенку, туда, где находится их родной дом, родители, их начало начал.

Рассказывать, что происходило на вокзале дальше, не имеет смысла. Мы с Ирмой говорили обыкновенные приличествующие случаю слова прощания, обменивались адресами, и обе понимали, что никогда больше не только не увидимся, но и не напишем, и даже не позвоним друг другу. Ирма Елошвили должна обрубить все концы, и она сделает это. Во время последнего объятия перед посадкой в вагон Ирма шепнула, чтобы я вынула из ее стола бриллиантовое кольцо и отдала Алексу.