«Странная логика, — подумала Кристина. — Его-то как раз никто ни в чем не обвинял».

— Я устал все время видеть ваши пальцы, показывающие на меня, я устал от вас, не принимающих никаких оправданий, — продолжил он. — Если ты так в этом уверена, Конни, почему бы тебе в таком случае просто не порвать со мной отношения? Это же так просто. Порви со мной и возвратись к Джиму. Как я понял, он сейчас как раз свободен. Ты мне не доверяешь, а такое, знаешь ли, трудно вытерпеть. Особенно когда это затягивается надолго. Я не хочу связывать себя с человеком, который мне не доверяет. Я предлагаю тебе выбор: либо верь мне, либо оставь меня. Я устал от этих игр.

— Я не хочу оставлять тебя, — тихо проговорила Конни. — Я только хочу, чтобы ты сказал мне правду. Скажи, и я больше никогда не буду ни о чем таком тебя спрашивать и не буду ни в чем сомневаться.

Кристина ждала. Она ждала без всякого любопытства и предчувствия чего-то неожиданного. Она знала Альберта и знала, что у Альберта Мейплтопа правда никогда не была на первом месте. Она знала, что он вообще никогда не говорит правду. Она подозревала, что и Конни знает это тоже, но предпочитает не замечать, и в этом состоит ее категорический императив — не замечать лживость его натуры. Альберт всегда увиливал, всегда находил повод для оправдания самых, казалось бы, не поддающихся оправданию своих действий. Любое его слово, любая его туфта — все годилось для Конни. Любую лапшу, какую он вешал ей на уши, она снимала, кушала и просила еще. Кристина ждала, когда Альберт повернется к Констанции Тобиас и подтвердит ее категорический императив.

И Альберт Мейплтоп ее не разочаровал.

Все равно случившееся — этот публичный скандал, эта окончательная разборка — не оставляло в душе ничего, кроме разочарования. Единственный результат, которого они добились, — это то, что теперь никто друг с другом не будет разговаривать. Прежде они никогда не позволяли доводить выяснение отношений до такого состояния.

Кристина прошла наверх. Когда она появилась на пороге своей комнаты, было 11.15.

Снег за окном все еще валил. Кристина отчаянно пожалела, что нечего выпить. Значит, не судьба сегодня совершить свой поход через мост. А жаль. Френки Абсалом ждал. Тяжело вздохнув, она села за компьютер, думая, что будет писать статью для «Обозрения» об истории смертной казни, но ее потянуло в постель, а сердце не переставало тягостно сжиматься и болеть.

В 11.45 она вышла прогуляться с Аристотелем и вернулась в комнату за несколько минут до полуночи.

Стук в дверь ее испугал, екнуло сердце. «Что это со мной?» — тревожно подумала она.

Стук был легкий, не злой. Стучаться мог только кто-то из троих, а Кристине не хотелось говорить ни с кем из них. Она направилась к двери не сразу. Подождала с полминуты, чтобы распознать стук и успокоить сердце.

Стук повторился.

Наконец она открыла дверь.

— Послушай, Джим… — начала Кристина.

На пороге стояла Конни. Волосы у нее были в беспорядке, голубые глаза пытались улыбаться, но Кристина видела, что Конни это делает через силу.

Кристина открыла дверь шире и сказала:

— Входи.

Конни покачала головой:

— Нет, я только на секунду. Меня ждет Альберт. К тому же надо собрать вещи. Мы решили передать тебе вот это. — Она вытащила из-за спины руку и протянула Кристине бутылку «Южного комфорта», которую ей подарили на день рождения. — Нам показалось, что она тебе понадобится. Я вызвалась принести ее тебе, потому что хочу сказать кое-что.

Кристина почувствовала облегчение, тепло разлилось по венам. Она взяла бутылку и швырнула на постель.

— Большое спасибо.

— Послушай… Я сожалею, что так все получилось, я извиняюсь, — проговорила Конни, не глядя на Кристину.

— Входи, — повторила Кристина. Аристотель махал хвостом. Конни не шевельнулась. — Тебе не нужно ни о чем сожалеть и извиняться.

— Ну да, но Альберт сказал, чтобы я извинилась, и я считаю, что он прав.