Верни мои крылья! - Елена Вернер (2015)

– Да, но он отдаст жизнь за эту веру! – Липатова горячилась, вся во власти нетерпеливого вдохновения. – А ты играешь Иисуса, который знает, что все неизбежно случится. Только Иисус был богом, единый в трех лицах, одновременно существующий, знающий, не знающий, верующий, уже преданный и только предполагающий будущее предательство. А Гектор – человек, такая роскошь всеведения ему недоступна, так что он просто должен быть уверенным в своих силах.

– Не это ли честный взгляд на ситуацию? Понимать неизбежность? – Кирилл сощурился, и его голос наполнился завораживающей бархатистостью. Она уже отличала эту модуляцию: он стремился перетянуть собеседника на свою сторону. – Все, что предопределено, случится, мое мнение не играет такой уж важной роли. Гектор исполняет роль, но роль обречена, как и все обречены двигаться по предписанному пути.

– Нет, и еще раз нет, – резко оборвала его Лариса Юрьевна. – Он верит, он горит, он не допускает и мысли, что может ошибиться. Соберись, пожалуйста. Дай мне почувствовать твою веру в то, что закроешь ворота войны навсегда. Несмотря на вопли Кассандры.

– А может… – начал Стародумов свою мысль, но жена оборвала его:

– Не может. Давайте еще раз эту сцену.

И пока Ника переживала критику в адрес Кирилла как свою собственную неприятность, холодея руками и ощущая биение гневливой крови в висках, Дашка взирала на Липатову почти с благоговением. Даже грубое отношение худрука к собственному мужу не смягчило Дашкиного восторга. А тем временем в семье актера и режиссера что-то явно происходило. Последние несколько дней, а возможно, и недель, они появлялись и уходили из театра поодиночке, не общались в перерывах, а на репетициях с мужем Липатова перебрасывалась исключительно рабочими репликами. Не иначе как поссорились. У супругов и раньше бывали разногласия, но никогда еще разлад не тянулся так долго. И не будь Ника так увлечена собственными чувствами, она непременно догадалась бы, в чем дело.

Во время очередной паузы, пока Липатова разводила новую мизансцену согласно только что пришедшей в голову идее, Ника присела рядом с Дашкой. Сколько времени, спокойного безопасного времени должно пройти, задалась она вопросом, прежде чем этот подросток перестанет ежиться от приближения любого человека? Сколько времени должно миновать с подписания мира, чтобы война вытравилась из души? Пока соседние кресла зрительного зала явно располагались для Дашки неудобно: чересчур рядом.

– Тебя бы в суфлеры… – шепнула Ника доверительно. Дашка обдумывала ее слова буквально миг:

– Сама такая.

Ника не смогла удержаться от улыбки:

– Опять ты бука. Суфлер – это тот, кто подсказывает актерам реплики, если они забыли. Ничего тут нет обидного, хорошая профессия, не хуже многих.

Дашка искала в ее лице признаки насмешки, не нашла и успокоилась. Покосилась почти виновато:

– А… кто тут суфлер?

– Да это я так, к слову… У нас и будки-то суфлерской нет. Сами справляются.

Когда дело дошло до танцевальной интермедии, Ника поспешила уйти, но в дверях не совладала с собой и обернулась. Она знала, Липатова точно понимает: интермедия неудачна. Без хореографа им не обойтись, танец разваливается на части, хотя при желании все можно было бы исправить за несколько часов. Однако в существующем виде лучше вообще было бы отказаться от этой вставки, она только портит общий рисунок спектакля: неудачные движения, громоздкая бестолковая композиция, лишнее мельтешение. Ника испытывала неловкость и не хотела смотреть на эти потуги, не имеющие ничего общего с танцем. Ведь она точно представляла, каким он мог быть.