Сороковые... Роковые - Надежда Михайловна (2016)

И все-таки немцы выпустили несколько снарядов по ближнему лесу, нашли-таки они кровавую жатву — ковыляющие сзади всех тихие старики Цвиковы, так и лежали у куста, как и шли — держась за руки. Там их и похоронили, под негромкий бабий плач. Это потом, отойдя подальше, они зарыдали погромче.

Оставив всех возле густых ещё кустов терновника, Гриня с Колькой — Василя оставил с Ефимовной — рванули к опушке…

В Березовке что-то горело, поднимался дым, а потом случилось что-то страшное… враз как-то далеко заскрипело-заскрежетало, звук послышался неприятный и каак… понеслось на деревню, вернее, на бугор, где хрицы устроили блиндаж, что-то непонятное, летели какие-то молнии. Земля тряслась, встала дыбом, вверх взлетали огромные комья, бревна, половина орудия, какие-то ящики, бочки.

Гринька орал и плакал одновременно, в скрежете и грохоте взрывов голос его не был слышен, но Колька отлично понял что кричал Гринька:

— Наши! Наши!!

Его кто-то тронул за плечо — Гринька обернулся и увидел дедов — Ефима и Егора — те тоже что-то радостно кричали. Потом скрежет стих, только угрожающе погромыхивали вдалеке орудия. Гринька поковырял пальцем в ушах:

— От это да! Дед, чагось это было?

— Якаясь новая орудия! Гриня, глянь-кась. Чаго тама двигается?

— Вроде машины, — вглядываясь, пробормотал Гринька, а потом, приглядевшись к быстро нарастающим точкам, заорал:

— Танки!! Дед Ехфим, танки, и кажись… наши!!

Колька тоже напряженно вглядывался и вдруг вскочил и заплясал как дикарь:

— Наши, наши, он звязда сбоку! — Он орал и утирал чумазой рукой слезы, а они усе бяжали и бяжали. Деды истово крестились на такие долгожданные, такие родные танки, которые, попыхивая сизым дымом, резво мчались у Бярезовку.

— Дед, мы побегли?

— Пагодь, Гринь, може хвашисты ешче не убягли?

Танки, сделав несколько выстрелов, достигли деревни, там два из них остановились, остальные помчались дальше, а Гринька, приплясывая от нетерпения, орал:

— Деда, давай хадим туды. Наши жа!

И поспешали по дороге два пацана и старый дед Ефим побег у дяревню, а Егорша, как ему ни хотелось вместе с ними, побег за остальными деревенскими, сказать, что НАШИ у дяревне.

Чумазые танкисты столпились у колодца и, передавая ведро с водой друг другу, пили, обливали головы и разгоряченные лица.

— Гляньте, ребята, первые жители, похоже! — сказал чумазый танкист.

Танкисты обернулись в сторону дороги, а по ней раскинув руки и что-то громко крича бежал худой патлатый мальчонка, за ним, немного поотстав — второй, а сзади, задыхаясь, останавливаясь на секунду и опять пытаясь бежать — поспешал дед преклонного возраста! Мальчонка меж тем добежал, взглянул на всех дикими глазами.

— Дяденьки, вы ведь наши?

— Ваши, ваши, — дружно ответили ему, и он, заорав, подпрыгнул к самому ближнему и, крепко вцепившись в него, отчаянно зарыдал.

— Ну что ты, мужик?

— Дяденьки, дяденьки, как мы вас долго ждали!

Подбежавший вторым парнишка застеснялся, молодой танкист раскинул руки.

— Чего ты, иди, я тебя обниму!!

И этот разревелся, а подбежавший дед резко остановился, поклонился до земли и дрожащим голосом сказал:

— Ой, сынки, ой, ребяты, дождалися!

Деда бережно обнял старлей, а дед, худенький, старенький тоже разревелся.

— От радости это, дожил, дождался!

А из леса как-то разом высыпало много народу. Бабы, ребятишки, старики — все бежали в деревню. Первыми, конечно же, добегли ребятишки, за ними налетели измученные, худющие, но счастливые бабы.

Все смешалось — танкистов обнимали, целовали, заливали слезами, а в деревню вступала усталая пехота.

И была у Бярезовке радость, такая же случилась потом ещё на Победу. Как враз оживились и помолодели бабы и старики.

— Наши прийшли, усе, ня будя хвашистов боле!