Лимерики и баллады - Лир Эдвард

«Готова, и даже без спроса

Отца моего Мокроноса!»

Сквозь солнце и мглу они плыли вдвоем;

Когда же встречалось им судно,

Их коло-локольчик в тумане морском

Звенел и трезвонил так чудно,

Что юнги и шкиперы и рыбаки

Вздыхали: «Они от земли далеки!

Увы, не дождутся их киски

Любезнейшей леди Джабиски!»

Дядя Арли

Помню, помню дядю Арли

С голубым сачком из марли:

Образ долговяз и худ,

На носу сверчок зеленый,

Взгляд печально-отрешенный —

Словно знак определенный,

Что ему ботинки жмут.

С пылкой юности, бывало,

По холмам Тинискурала

Он бродил в закатный час,

Воздевая руки страстно,

Распевая громогласно:

«Солнце, солнце, ты прекрасно!

Не скрывайся прочь от нас!»

Точно древний персианин,

Он скитался, дик и странен,

Изнывая от тоски:

Грохоча и завывая,

Знания распространяя

И – попутно – продавая

От мигрени порошки.

Как-то, на тропе случайной,

Он нашел билет трамвайный,

Подобрать его хотел:

Вдруг из зарослей бурьяна

Словно месяц из тумана,

Выскочил Сверчок нежданно

И на нос к нему взлетел!

Укрепился – и ни с места,

Только свиристит с насеста

Днем и ночью: я, мол, тут!

Песенке Сверчка внимая,

Дядя шел не уставая,

Даже как бы забывая,

Что ему ботинки жмут.

И дошел он, в самом деле,

До Скалистой Цитадели,

Там, под дубом вековым,

Он скончал свой подвиг тайный:

И его билет трамвайный,

И Сверчок необычайный

Только там расстались с ним.

Так он умер, дядя Арли,

С голубым сачком из марли,

Где обрыв над бездной крут;

Там его и закопали

И на камне написали,

Что ему ботинки жали,

Но теперь уже не жмут.