Сама не понимаю, почему вываливаю все бывшему однокласснику, стоя в его объятиях. Но выговорившись, стало легче.

– Дура ты, Катька! Умная, красивая, но дура, – заключает Паша, когда я заканчиваю свой рассказ содержанием сегодняшнего звонка. – Давно надо было их послать.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​– Угу.

Пашка прав. Тысячу раз прав! Нельзя было вообще вешать на себя это ярмо.

– Слушай, а вот мне интересно – каких ты мужиков покупаешь?

– Паш, нет!

– Говори уже.

Чувствую – не отстанет. Вздыхаю.

– Это все дочка. Увидела фотографию Глеба в журнале, захотела его в папы, попросила купить. Странно, – только сейчас до меня дошло, что о покупке мужчины знала только Ксюша, возможно Маргарита Павловна и… – Чертова воспитательница! Она каким–то образом связана с моей свекровью.

– Кто такая?

– Людмила Николаевна из группы Яны. В последнее время она странно себя ведет. Намеки, вопросы, Яну фотографировала типа себе на память… Завтра я ей устрою допрос с пристрастием.

– Не надо. Спугнешь еще. Я сам.

– Что сам, Паш?

– Наведу справки про твоего бывшего мужа и его мамашу, заодно воспитательницу прищучу, чтобы нос свой не совала куда не просят. Так, а что с Глебом? Ты его реально купила?

– Нет. То есть, да. То есть, это не я. Это Ксюха подстроила нам встречу. Она заплатила за рекламу кондитерской, с условием, что Глеб в ней снимется. Так мы и познакомились. Я не платила, честно.

– Он тебе нравится, да?

– Нравится, – снова вздыхаю.

После короткого возвращения в прошлое и исповеди перед Пашкой в груди осталась пустота, а в теле слабость. Не так я планировала провести день рождения дочки. Не так.

– Значит сейчас ты пойдешь в ванную, приведешь себя в порядок и выйдешь к гостям. Танцы в этом доме танцуют?

– Танцы?

– Ну да, танцы. Пригласишь своего Глеба, а то посадила его на другой край стола, ни поговорить, ни пощупать.

– Пашка! – улыбнувшись против воли, толкаю его в каменную грудную мышцу за пошлый намек.

– Что? Я не прав? Дай мужику шанс показать себя. Согласна с моим предложением?

– Согласна…

– Не слышу, – Пашка игриво стискивает мою талию ручищами, добиваясь ответа.

– Согласна! – выкрикиваю и счастливо смеюсь, вытирая остатки сырости под глазами. Пашка наклоняется и чмокает меня в нос.

– Мама! – раздается громкий, с нотками истерики, голос Яны за спиной Павла. Синхронно оборачиваемся. Яна держит Глеба за руку, и оба с осуждением и разочарованием смотрят мне прямо в глаза. – Глеб уходит! – а сама чуть не плачет.

Что они слышали? Что видели кроме широкой спины Градова? О чем подумали? Боже!

– К–как уходит? Почему? – делаю шаг в сторону от "жилетки".

– Появились срочные дела, – холодно отвечает Глеб. От обаятельной улыбки и доброго взгляда ничего не осталось. Вместо них – озабоченность и серая хмурость. – Спасибо за ужин и за праздник. Всего доброго.

Разворачивается и торопится к выходу.

– Уйдет, – шепчет мне на ухо Пашка.

И я срываюсь. Несусь мимо расстроенной дочери, по невероятно длинному коридору, прихожей, выбегаю из квартиры, останавливаюсь на краю лестничной площадки, где мы несколько часов назад обнимались с Глебом и выясняли, где наша мальтипу.

В груди щемит от осознания, что этот мужчина сейчас уйдет и мы больше не увидимся.

– Глеб! – кричу ему в спину.

Он не стал ждать лифта, побежал вниз по ступенькам и собирался свернуть с нижнего пролета и исчезнуть из поля видимости.

Остановился, обернулся.

Несколько секунд смотрит на меня снизу вверх.

В одно мгновение поднимается до предпоследней ступеньки передо мной так, что наши глаза оказываются на одном уровне.

Сердце колотится о ребра с такой силой, что кажется, вот-вот проломят. Что же я наделала?