Только с дочерью - Хоффер Уильям, Махмуди Бетти (1994)

– На ночь оставьте это у себя, – сказал он. – Но, прежде чем мы двинемся в путь, я должен буду все это у вас взять.

– Хорошо, – быстро согласилась я.

Он посмотрел на книжку, которую Махтаб прихватила с собой. Это был учебник фарси. Когда он сунул его за пазуху, Махтаб расплакалась.

– Он мне нужен, – всхлипнула она.

– Я верну, – отозвался Мосейн.

С каждой минутой он становился все загадочнее. При всей его доброжелательности, смысл его слов и действий не оставлял нам выбора. Он улыбнулся нам с отеческой снисходительностью; его жемчуга оттягивали мои карманы.

– Я приду завтра, – сказал он. И вышел в темную, морозную ночь.

Вернулась женщина и тут же начала приготовления ко сну. Оказалось, что одеяла, которые она аккуратно свернула в углу, должны были служить постелью нам, ей, ее мрачному мужу и малышу.

Было поздно, и мы с Махтаб свернулись калачиком на одном из половиков, поближе к керосинке, прижимаясь друг к другу, чтобы согреться. Наконец Махтаб забылась тяжелым, тревожным сном.

Уставшая, мучимая беспокойством, я лежала рядом с дочерью, дрожа от холода и голода. Я боялась, что Махмуди каким-то образом напал на наш след и пустился в погоню. Я боялась полиции, солдат, пасдара. Боялась завтрашнего дня и коварного перехода через границу. Каков-то он будет? Придется ли нам с Махтаб притворяться больными или ранеными в карете «Скорой помощи» Красного Креста?

Я боялась за отца. За маму. За Джо и Джона.

Незаметно мои страхи вогнали меня в полузабытье – я то погружалась в сон, то просыпалась.

К рассвету в сарае стало нестерпимо холодно. Махтаб непроизвольно вздрагивала во сне.

Женщина поднялась спозаранок и принесла нам чай, хлеб и очередную порцию прогорклого, несъедобного сыра. Мы пили чай и жевали черствый хлеб, когда вдруг женщина преподнесла нам сюрприз – семечки подсолнуха на жестяном блюде. Глаза Махтаб расширились от возбуждения. Мы были так голодны, что я не сомневалась – она набросится на семечки и съест их все разом. Вместо этого она аккуратно разделила их на две равные части.

– Мамочка, нельзя, чтобы мы все съели сегодня. Надо оставить немного на завтра. – Она указала на маленькую кучку. – На сейчас вот это. А остальные припасем на потом.

Я была удивлена ее рациональностью. Ее тоже тревожила шаткость нашего положения.

Женщина возилась во дворе, трудясь над маленькой, примитивной печуркой. Она готовила курицу, которую сама зарезала и выпотрошила. Как же мы были голодны!

Чудесный аромат куриного жаркого проникал в открытую дверь сарая; женщина вошла и принялась мыть сабзи.

Я присоединилась к ней, предвкушая наслаждение от горячей еды.

Курица была готова, тарелки расставлены на полу в сарае, и мы уже почти приступили к пиршеству, когда появился Мосейн.

– Живо! Живо! – велел он.

Женщина, вскочив на ноги, выбежала из сарая и вернулась с охапкой одежды. Она проворно обрядила меня в яркое курдское одеяние. Оно состояло из четырех платьев, первое из которых было с длинными рукавами шириной в три дюйма, свисавшими на два фута ниже запястья. Поверх этого платья она через голову натянула на меня остальные и оправила юбки. Последнее было из тяжелого бархата и парчи и являло собой яркое сочетание оранжевого, синего и розового цветов. Затем женщина аккуратно закатала свисавшую часть рукава, в результате чего на запястье образовался толстый манжет.

Она плотно обмотала мне голову длинным куском материи, оставив концы свободно болтаться сбоку. Я превратилась в курдянку.

Махтаб осталась в своем пальто.

Мосейн сообщил мне, что часть пути мы проедем верхом.

– Но у меня нет брюк, – сказала я.