Только с дочерью - Хоффер Уильям, Махмуди Бетти (1994)

Он исчез и вскоре появился с парой длинных, узких в бедрах мужских брюк. Я закатала рукава и попыталась натянуть штаны под многочисленными юбками. Я в них с трудом втиснулась – о том, чтобы застегнуть молнию, не могло быть и речи, – но это было лучше, чем ничего. Затем Мосейн дал нам с Махтаб по паре плотных шерстяных носков. Мы надели их в башмаки.

Теперь мы были готовы.

Мосейн потребовал у меня деньги, золотое ожерелье и паспорта – то есть все наши ценности, исключая часы. Однако сейчас было не время беспокоиться о безделушках, ничего не значивших в нынешних суровых обстоятельствах.

– Живо! Живо! – повторил Мосейн.

Следом за ним мы вышли из сарая, так и не притронувшись к горячей еде, и забрались в голубой пикап. За рулем, как и прежде, сидел второй человек. Пикап выехал из ворот и покатил вниз от деревушки все по той же проселочной дороге, а потом по большаку с черным покрытием.

– Не волнуйтесь, не волнуйтесь, – повторял Мосейн. С трудом изъясняясь на фарси и время от времени сбиваясь на курдский диалект или на турецкий язык, он изложил нам план действий. Сначала мы поедем на этом пикапе, потом пересядем в грузовик и наконец – в красную машину.

О деталях он ничего толком сказать не мог. Я надеялась, что они отработаны лучше, чем в изложении Мосейна.

Что касается Мосейна, то я по-прежнему пребывала в замешательстве. Его поведение внушало мне некоторые опасения. У него находились мои деньги и драгоценности. О паспортах я беспокоилась меньше всего, так как без виз в них не было никакого проку. Если б только нам удалось добраться до американского посольства в Анкаре, то мы бы наверняка получили новые паспорта. А вот деньги? И драгоценности? Меня волновала не столько их стоимость, сколько намерения Мосейна.

С другой стороны, он был заботлив и добр. Он по-прежнему оставался движущей силой побега, моей единственной надеждой на спасение, и мне ужасно хотелось воспринимать его как защитника и наставника. Пойдет ли он с нами до конца?

– Я никогда и ни с кем не пересекал границу, – сказал он на фарси. – Но ты моя сестра. И тебя я переведу.

Почему-то мне вдруг стало легче.

Спустя немного мы увидели грузовичок, двигавшийся нам навстречу. Поравнявшись друг с другом, оба водителя резко затормозили.

– Живо! – приказал Мосейн.

Мы с Махтаб ступили на дорогу. Я обернулась, ожидая, что Мосейн последует за нами.

– Отдашь это человеку в другой машине, – сказал он, сунув мне паспорта.

Затем его лицо пронеслось мимо – водитель голубого пикапа нажал на газ. Голубой пикап исчез, а с ним и Мосейн.

Что ж, он нас бросил, решила я. Больше мы его никогда не увидим.

Другая машина развернулась и остановилась рядом с нами. Мы сели в кабину. Водитель, не теряя ни минуты, помчался по извилистой дороге, поднимавшейся в горы.

Это был открытый грузовичок типа джипа. В кабине находилось двое мужчин, и я отдала наши паспорта тому, что сидел в центре. Он взял их у меня с опаской, словно они вот-вот воспламенятся. Никто не хотел себе лишних неприятностей.

Проехав короткий отрезок пути, грузовичок остановился, и человек в центре жестом велел нам перелезть в кузов – открытый и незащищенный. Я понятия не имела, зачем это нужно, однако подчинилась.

Мы тут же двинулись дальше с немыслимой скоростью.

Накануне ночью, в бетонном сарае, мне казалось, что замерзнуть сильнее уже невозможно. Я ошибалась. Мы с Махтаб тесно жались друг к дружке в открытом кузове. Ледяной ветер пронизывал нас насквозь, но Махтаб не жаловалась.

Мы уносились все дальше по извилистой дороге, змейкой уходившей ввысь.

Сколько мы так выдержим? – думала я.