Дикарь поворачивает меня вокруг своей оси и, осмотрев со всех сторон, стряхивает прилипший мусор. Технично натянув штаны, как и обещал, принимается за уборку. Вот правду говорят, что для некоторых людей заняться этим — как в туалет сходить. Это прям про дикаря. Вообще ничего особенного. Он уже и забыл, чем мы тут занимались.

А я хочу нежности. Ласки. Заботы. Глаза в глаза, и чтобы мне говорили, как со мной было хорошо. Целовали и обнимали, нашептывая, какая я особенная. Но разве от него дождёшься?

— Данила, я хотела бы обсудить то, что только что между нами произошло. — Поправляю лифчик, заведя руки за спину.

Волнуюсь. А что, если я понесу? Что тогда я буду делать?

Михайлов кидает на меня удивлённый взгляд, смотрит как на дуру, мол, не первый раз же перепихнулись, что тут такого? Что тут обсуждать?

И складывает ножки от стола в кучу.

— Михайлов! — Щёлкаю пальцами, привлекая его внимание. — Ты знаешь, откуда берутся дети?

— Аист приносит? — ухмыляется и снова жарит чёрными глазами в самое сердце.

А оно реагирует. Мамочки! Оно правда дёргается. Только не это. Нельзя!

Дальше дикарь присаживается на корточки и собирает в клеёнку всё то, что было на столе, уносит в угол, подметает сор и осколки и идёт за инструментами.

Намёков он явно не понимает. Разговор заходит в тупик.

— Я ни разу не была беременна, Михайлов.

Он снова присаживается возле распластанной на полу столешницы.

— Набери воды в таз, Барби.

— А первый аборт, он, как ты сам понимаешь…

— Мешает набрать тебе воды в таз?

Покачав головой и снова посмеявшись, приступает к работе. Всплеснув руками, закатываю глаза. Как он мог жениться на ком-то? Как это вообще случилось с ним? Он же как будто неандерталец. Вот есть такие фильмы, где люди из каменного века попадают в наше время и не знают, как пользоваться унитазом. Они работящие и смелые, у них большое доброе сердце, но, что делать с женщиной, они совершенно не в курсе. Вернее, только по одному вопросу у них всё замечательно, а как доходит до отношений — просто ноль.

— Как бы тебе объяснить? Ты не можешь распоряжаться чужим телом, Михайлов. Если кто-то не хочет беременеть, надо предохраняться!

— Всё равно не понимаю: при чём тут таз? — Берёт шуруповерт и раскручивает шурупы.

Раздаётся вжикающий звук. Он напрягается, с силой давит. Деревянные ножки трещат.

— Таз тут действительно ни при чём. Я не хочу сейчас забеременеть.

— Почему? — Откладывает шуруповерт, берёт молоток.

Продолжает работать.

— Потому что я не замужем и у меня куча долгов!

— А-а-а-а! Понятно. — Оборачивается, указывая на одну из ножек. — Помоги мне, подержи вот тут.

— И всё? — Иду и делаю то, что он сказал.

Становлюсь на колени, придерживаю ножку, пока он прилаживает её к столешнице.

— Как всё? Посмотри какой срач кругом! Степановне не понравится. Надо всё убрать. И воду в таз ты так и не набрала.

— Я сейчас тебя в таз запихну, если ты не поговоришь со мной нормально. Ты слышишь, что я тебе говорю? Я не хочу делать аборт! Я не люблю все эти медицинские мероприятия. Для меня на УЗИ сходить — целая история!

Мы сидим лицом к лицу. Совсем впритирку, рядышком. И, услышав мои слова, Дикарь, ухмыльнувшись, прерывает ремонт стола. Жёстко схватив меня за шею, грубо тянет к себе, целует и кусает за нижнюю губу. После, когда я начинаю задыхаться и опять ничего не соображаю, отпускает и продолжает работать.

— Силёнок не хватит со мной справиться. Ишь что удумала. Михайлова в таз.

И всё? Это что значит? Как вообще понять, что дальше-то? Я кормлю кота и уезжаю? Так, что ли? Врагов мы победили. Елизавете рот заклеили.

— И?

— И подержи ещё вторую ножку. Только ровно держи. Вроде не пила, а всё трясётся у тебя, Барби. Сейчас я буду гардину вешать, а ты полы мыть. И клеёнку с порошком помой, а потом в ванной на верёвку повесь.