Дикарь - Надежда Мельникова

И мы с грохотом и треском валимся на пол. Я ору от страха, Васька, взвизгнув, отбегает.

Но после крика меня разбирает смех.

А Михайлов?! Он продолжает меня трахать. Невозмутимо, чётко, как будто всю жизнь к этому готовился. И это самое нелепое и невероятное, что со мной случалось. Потому что эта его дикая, горячая увлечённость мной толкает на новый круг возбуждения.

Я забрасываю ноги на его каменную спину и, приподнявшись, начинаю подмахивать его движениям. Михайлов, оценив моё рвение, находит рот и целует в губы как одурманенный. Вцепившись в него руками и ногами, я вижу, как вспыхивают звёзды перед глазами. Всё вокруг взлетает на воздух. Я лечу в бездну экстаза. И, что самое интересное, Михайлов летит туда же, он целует меня в губы уже беспрерывно.

Где-то на задворках сознания сверкает мысль, что он должен вовремя остановиться! Потому что опять не подумал о предохранении. Но мне так невыносимо хорошо, что я растекаюсь под ним будто рыба-луна с полным отсутствием интеллекта.

— Ты что творишь? — шепчу ему в ухо, покусывая мочку и потираясь о его бёдра. — Останавливайся.

Но он не обращает внимания. Он в меня... Это то, что я думаю… Куда мне это?! Что? Зачем? Что он делает? Наверное, тоже отупел от удовольствия и пережитого стресса.

Ужас, ужас, но как же хорошо у него выходит...

Толчок сменяется толчком, и что-то деревянное больно впивается в бок, но Михайлов идёт до конца.

Я всё ещё плыву по волнам радости, успев понять только одно: на этот раз он не просто не предохранялся — он пустил всех своих динозавров прямо внутрь.

Глава 39

Глава 39

— Надо навести порядок! — Как ни в чём не бывало поднимается с пола дикарь.

Лежу враскорячку. Несмотря на то, что мне некомфортно и я чувствую перечницу, попавшую под спину, и соломенную хлебницу, впившуюся в ногу, не могу перестать смотреть на него: как задралась майка на рельефном смуглом животе и как живописно сползли трусы до середины бедра. Великолепно, красиво, горячо… Дикарь настолько хорош, что я просто зависаю. Я как маньяк, который только что сгубил одну жертву, получил дозу, вроде бы разжился удовольствием, но этого мало. Хочу ещё и ещё. Трогать, ласкать, сжимать вот эти вот его бицепсы, трицепсы, кубики-шмубики. И пусть весь мир подождет!

Плохо это. Похоже на влюбленность. Привязанность, несмотря на его тяжёлый характер и неопределённость в наших отношениях. Он очень грубый, но при этом справедливый. И мне понравилось, как он всех связал. И вот в этот момент, когда я его так пристально рассматриваю, вспоминая всё, что было, сердце сжимается от невероятно сильной тоски. Хочется, чтобы он что-то чувствовал ко мне. Но разве это возможно?

В себя прихожу, только услышав, как под ногами Михайлова хрустит мусор. Он обут, но я всё равно переживаю, что этот здоровый спортивный, красивый, дикий, ненасытный и умный мужик порежется.

И снова в груди странно тянет. Может, зря я пью чай из его рук? Бывает же женская виагра? Что, если он опаивает меня каким-нибудь собранным и засушенным Степановной зельем? И я ничего не хочу, кроме как отдаваться ему двадцать четыре на семь и смотреть в чёрные как ночь глаза. Они бездонные.

А ещё Семен говорил, что он по-прежнему любит бывшую…

— Ты так и будешь пол греть? — грубо прерывает мои фантазии Михайлов.

Протягивает руку, ловко помогая подняться. А я отвожу глаза и стыжусь того, что веду себя как одержимая. Мозги словно слиплись. А ведь завтра всё закончится. Мы расстанемся. Я вернусь на работу. Но важно ещё и другое. То, что меня сбивает с толку и, если честно, пугает. Он не остановился! Скорей всего, Михайлов просто не подумал выйти из меня вовремя. Нельзя даже предполагать, что он совершил это действо специально. Уж слишком романтичной тогда становится наша история. А это вряд ли. Не про него.