— Отпусти, — тихо проговорила она. И вдруг, сморгнув, Гнеда точно очнулась от оцепенения. — Отпусти! — сипло закричала она и неожиданно накинулась на Бьярки, хлеща его по лицу и царапаясь.

Зарычав, юноша подхватил её и, одним махом перекинув к себе на плечо, двинулся в сторону суши. Гнеда продолжала колотить его ногами и руками, и Бьярки, свирепея, успел краем сознания удивиться, откуда в щуплой девчонке столько мощи и негодования.

— Я знаю, что у тебя на уме, — верещала она. — Заполучить меня в свою власть, чтобы сгноить в погребе! Чтобы и дальше измываться надо мной!

Бьярки хотелось отшвырнуть её в воду и притопить, чтобы вода залила ей горло и заставила замолчать. Девушка неистово извивалась, и ему приходилось прилагать все силы, чтобы удержать её на весу.

Бьярки уже ступил одной ногой на берег, когда Гнеде всё-таки удалось извернуться и укусить его за предплечье. Юноша взвыл от неожиданности и боли и на мгновение разжал хватку, но вместо того, чтобы выпустить свою ношу, он лишь потерял равновесие. Влажный песок под ногами податливо просел, и они вместе рухнули наземь.

Оглушённая Гнеда сделала несколько слабых попыток выбраться, и Бьярки вдруг с отчётливой ясностью почувствовал под собой её мокрое, неожиданно горячее тело. Насквозь сырая рубашка не скрывала, а лишь подчёркивала каждый изгиб, каждую пядь её стана. Он был так близко, что мог рассмотреть капельки на кончиках длинных колеблющихся ресниц.

Девушка перестала ёрзать и лишь затравленно дышала в шею Бьярки. Её быстро вздымающаяся грудь упиралась в юношу, доставляя ему мучительное удовольствие, граничащее с болью. Он чувствовал острую клетку её рёбер, бешено колотящееся сердце и горячий провал живота. Непозволительная близость её тела вместе с запахом влажных волос и раскалённой кожи ударили его наотмашь. Обещания, данные Гнеде, полетели в пропасть, туда же, куда неотвратимо срывался он сам.

Может быть, Ивар прав? Наконец, совершить наяву то, что он делал много раз в снах и мечтах, и тогда, возможно, наступит исцеление. Ведь это Гнеда была виновата во всём. Ведьма, явившаяся из ниоткуда, превратившая его жизнь в пытку.

Искушение было слишком велико. Ярость, боль и обида рвались наружу, требуя выхода.

Его борьба была слишком короткой. Он знал, что обязан сопротивляться, но то звериное в нём, что Бьярки так долго пытался загнать в угол, высвободилось, ликуя и беснуясь. Юноша силой развернул её лицо к себе, и сердце ухнуло от ощущения полёта.

Цветочный мёд и топлёное молоко. И — лишь намёком — смолистый дым.

Он прильнул к её губам так, приникает к братине дорвавшийся до вина бражник. Его пальцы лихорадочно шарили по телу Гнеды, а в голове билась единственная мысль: этого больше не повторится. От желания у него тряслись руки, но вместе с тем рассудок холодно и расчётливо подсказывал, что после случившегося он умрёт для Гнеды, поэтому нужно было получить всё, и Бьярки презирал себя за это ещё сильнее.

Он нашёл рукой её грудь, и девушка дёрнулась от прикосновения. Другая его рука подтянула бедро, сгибая ногу в колене. Дрожащие пальцы пробегали по коже Гнеды, знакомясь и одновременно прощаясь навсегда. Тело Бьярки нещадно ныло, требуя немедленного утоления, но он намеренно продлевал свою пытку, зная, что после всё будет конечно.

Когда она начала отвечать ему? Это показалось столь естественным, что Бьярки сначала не заметил, как губы Гнеды стали двигаться ему навстречу, что её руки больше не сопротивлялись, а наоборот, обвили спину, крепко прижимая к себе. Она трепетала, и под подушечками его пальцев вздувались крошечные бугорки мурашек. Вдруг ладонь Гнеды легла на его щёку, и в этом движении было столько нежности и ласки…