Запретная любовь - Халит Ушаклыгиль (2023)

Фирдевс Ханым отдали комнату мадемуазель Де Куртон. Утром её сажали в специальное кресло, вывозили в холл, подвозили к окну и почти всегда оставляли этот потёртый цветок Босфора в одиночестве до вечера на фоне зелёных вод в тени холмов Канлыджи, как будто у края могилы жизни. Бехлюль не видел её три месяца. Он лишь слышал кое-что о ней. После долгой молодости, конец которой она по-прежнему не в силах была вынести, Фирдевс Ханым неожиданно потерпела крах, словно усилия, потраченные, чтобы оставаться молодой, привели в беспорядок состояние здоровья старушки. Когда она, высокая, статная, всё ещё красивая, сидела в своём кресле, то была подобна крепкому дереву, которое, иссушив свои соки, однажды вдруг упало на обочину дороги. Её колени постоянно болели; ей нужна была помощь, чтобы утром встать с постели. Больше всего её бесила необходимость ждать милости от другой руки, чтобы подняться, она неистово хотела укусить протянутую ей руку. Поэтому рядом с Фирдевс Ханым дольше пятнацдцати дней невозможно было удержать служанок. Ни одна из восьми девушек, пришедших по очереди на место Катины, которая ушла, собрав достаточно денег, чтобы стать невестой, не смогла заменить её и однажды Пейкер даже пришлось обратиться к Якупу, чтобы усадить Фирдевс Ханым в её кресло. Затем если Фирдевс Ханым была сердита на свою служанку, стало традицией звать Якупа и в его руках сердитая пациентка становилась тихим, безропотным, послушным, мягким ребёнком. В мужских руках словно было такое волшебное свойство, что Фирдевс Ханым говорила о целительном спокойствии несколько дней после того, как он лишь поддерживал её за руки и плечи, усаживая морщинистую груду мяса в её кресло.

У Фирдевс Ханым началось безумие, она будто взбесилась. Теперь она ругалась со всеми, с зятем, с дочерью, с Феридуном, с иногда приходившей Бихтер, а потом кричала, ворчала и плакала, когда все сбегали от такой раздражительности и оставляли её одну в кресле. Наличие больного становилось непосильным бременем для спокойной жизни маленького жёлтого особняка. Узнав, что дочь беременна вторым ребёнком, Фирдевс Ханым пришла в ярость. Она считала это постыдным, непростительным проступком. В доме будет невозможно спокойно поспать пару часов. Это сделали специально, чтобы заставить её сбежать из дома. Пейкер ничего не ответила на безумства матери. Как-то вечером Нихат Бей пришёл домой с важной новостью, которую давно ждали супруги. Наконец, было принято решение об увеличении жалования, связанном с повышением его служебного ранга. Хотя семья ожидала, что Фирдевс Ханым будет очень довольна, она, наоборот, посчитала это обманом, устроенным против неё.

Значит, теперь можно было пожертвовать её существованием, если она захочет покинуть этот дом, никто не будет возражать, что означало своего рода изгнание. Она плакала, всхлипывая как ребёнок, пока супруги удивлённо молчали рядом с этим азартом безумия.

С тех пор Фирдевс Ханым нашла повод для мести за счастье супругов. Каждое утро она говорила зятю и дочери: «Вы знаете? Мне сегодня лучше». Она словно угрожала им возможностью выздоровления. Однажды она ужасно поругалась с Нихат Беем из-за того, что лечащий врач упомянул о сырости в особняке:

— Думаете, я не поняла? — сказала она. — Вы научили его этой лжи, чтобы избавиться от меня! Но Вы забываете, что Вас двоих, а не меня можно выгнать из этого особняка.

Чаша терпения Нихат Бея, наконец, переполнилась. Они уйдут и оставят её одну. Фирдевс Ханым со смехом ответила:

— Одну?

Но зачем ей оставаться одной, она тоже выйдет замуж. Да, просто выйдет замуж, она ещё достаточно молода для этого.

Тогда супруги замолчали, посмотрев друг на друга перед лицом этого безумия. На следующий день Фирдевс Ханым захотела увидеть Нихат Бея и, когда он пришёл, сказала:

— Я передумала. Может быть, сырость в особняке настоящая, я уезжаю к Аднан Бею.