Княжна - Кристина Дубравина

Аня постаралась в сотый, вероятно, раз отвлечься. Она посмотрела в конец одного из трёх коридоров, отчего-то наивно полагая, что если не сейчас, то через минуты две оттуда появится мама, несущая к ней радостные новости. О том, что Ольга родила и хорошо себя чувствует, что малыш — или малышка, Князевой самой абсолютно без разницы было, кому быть троюродной тётушкой — здоровенький…

Тишина прервалась. Но не шарканьем маминых кроксов, а телефонной трелью.

Князева чёртыхнулась; сердце рухнуло куда-то в пятки, стукаясь о них, но не вдребезги разлетаясь, когда Аня схватилась за трубку и нажала на кнопочку приёма звонка.

В секунду, какую она подносила телефон к уху, в голове вихрем пролетели десятки, сотни мыслей: от вопросов, кто звонил ей, до предполагаемых ответов — Тома, Витя, Саша, кто-нибудь с «Софитов»…

Анна сглотнула, смачивая пересохшее горло слюной, и тогда только спросила у человека с другого конца телефонного провода:

— Алло?

— Анечка, милая! Здравствуй! — отозвался женский немолодой голос, и тогда в голове Князевой сконтачились два оголённых провода, дёргающихся под невообразимым напряжением.

Девушка что-то нечленораздельное, но очень радостное протараторила, а сама почувствовала, как стала падать куда-то в пустоту, хотя и сидела на диване.

Голос Ирины Антоновны, мамы Вити Пчёлкина, Ане был знаком с начала девяносто второго года.

За одним из совместных новогодних вечеров, когда пара наряжала ёлку, Пчёла к Князевой со спины подошёл, обнял и сказал осторожно, словно по тонкому льду ступал, что к ним днём, пока Аня на работе была, заходила мама. Принесла подарки, за которыми несколько часов стояла в очереди. Витя не любил откровенно, когда мать здоровьем не особо крепким рисковала, столько времени проводя на морозе ради какого-то чайного набора, но Пчёлкина от выговоров сына только отмахнулась.

А потом, поставив на комод коробку с сервизом, заметила за зеркальной рамой фотографию девушки, какую не видела раньше.

Анна едва ли не уронила хрупкий стеклянный шар, когда Витя, через плечи девушки перекинув колючую красную мишуру, Князевой сказал тихо, что матери поведал о возлюбленной своей. А Пчёлкина в ответном восторге захлопала в ладоши и пригласила пару на новогодние праздники знакомиться.

Тогда девушке хотелось за голову схватиться; отчего-то спустя полгода отношений Ане тот жест показался крайне опрометчивым. Она до самого третьего января девяносто второго года сопротивлялась, Пчёле говоря, что для встречи с родителями рано ещё, но пятого числа всё-таки предстала перед Ириной Антоновной и Павлом Викторовичем, чувствуя себя девкой на смотринах.

Конечно, всё прошло прекрасно, — Анна другого варианта развития допустить бы не смогла — но в первые часы всё-равно была как на иголках. Она говорила много об учёбе своей, видя, как у мамы Вити глаза блестели в свете низкой люстры, пару фраз на французском сказала, чем у Павла Викторовича вызвала уважительный кивок, и расслабилась чуть-чуть, только когда Пчёла вернулся с Остоженки, откуда привозил забытый подарок. Потом были теплые посиделки, полные военных историй, рассказанных папой Вити, и сытный обед, после которого Аня с матерью возлюбленного своего ушла на кухню, уже за раковиной продолжая Ирине Антоновне рассказывать о её знакомстве с Пчёлкиным.

Уезжали они ближе к десяти вечера, отказываясь от предложения переночевать на Новочерёмушкинской улице. Анна взяла гостинцы, которые ей мама Вити сложила прямо в руки, и, уходя, много-много раз попрощалась. Спустилась чуть по лестнице; лёгкие от откровенно неловкого прощания чуть ли не скрутились в узел, когда Пчёлу отец на пороге задержал.

Князева помнила, как стояла на пролёт ниже и увидела оттуда, как Павел Викторович, закрывая дверь, сыну в одобрении явном показал большой палец.

Тогда дышать захотелось глубже.