Княжна - Кристина Дубравина

— За это, думаю, вы и нравились Сухоруковой. А вместе с тем — и мне, — и раньше, чем Анна уже более, чем основательно, успела подумать «не то», поправился: — Вы не представляете, Анна Игоревна, как мало сейчас людей, отдающих всех себя работе. Тем более, работе такой творческой!..

— Вы не выглядите человеком, которого искренне волнуют творческие успехи «Софитов», — сказала девушка мысль, крутящуюся в голове ещё с первого рабочего дня, и по резко оборвавшемуся говору Вагнера поняла, что не просто зубы показала.

Она хорошо укусила директора.

На миг Анна напугалась, что из кабинета не выйдет, что ей в голову выстрелят сейчас, и единственным свидетелем убийства будет секретарша, сидящая по ту сторону двери. Но Вагнер вдруг дёрнул уголком потресканых губ.

Князевой показалось, что этим жестом он попытался скрыть удовольствие:

— Откуда у вас такое убеждение? — спросил совершенно спокойно. Анна встретила взгляд босса, пояснила:

— Вы никогда не появляетесь на пьесах, — и, поняв вдруг с ужасом, что это был единственный её аргумент, принялась говорить-говорить-говорить. Всё, что только в голову приходило, чтобы только не молчать, не вернуть Вагнеру инициативу:

— Вы даёте деньги на развитие театра, но, признаться, создаётся видимость, что вы этим занимаетесь только для того, чтобы… «отвязаться», сделать бухгалтерию чистой. А на самом деле «теневая» сторона «Софитов» приносит вам куда больше… удовольствия.

— Потому, что на «теневой» стороне «Софитов» у меня — одна из главных ролей? — вдруг подхватил Вагнер, обрывая Анну. Хмыкнул, кивнул, снова сделал улыбку Саши Белого: — Да, в чём-то вы правы; изначально театр создавался в качестве прикрытия одного из основных теневых каналов северо-западных районов Москвы.

Анна не удержалась и дёрнула уголком губ в усмешке; подумаешь тоже, Америку открыл!..

Кристиан стряхнул пепел и вопреки её стараниям снова вернул себе роль всезнающего рассказчика:

— Но в милиции, как бы я её не любил, в последнее время работают не совсем дураки. И явно бы районы управления внутренних дел заинтересовались театром, в котором не идут постановки. Пришлось создавать, имидж, прикидываться, что «Софиты» — не более чем принадлежащий частнику театр.

— И они поверили?

— Первые полгода кошмарили проверками, — признался, дёрнув щекой, Вагнер. — А потом успокоились; бухгалтерия у меня всегда была чистой, спектакли шли, даже исправно набирали три четверти зрителей от общего зала. Иными словами, нет повода для подозрений и облав. Но и, признаться, к тому времени я прикипел к сотворённому детищу. К девяностому году в «Софитах» появились толковые люди, любящее своё дело — такие, как Сухорукова. Тогда театр и заиграл красками. В особенности, для меня.

Герр говорил всё так же мягко, но потом взор вдруг поднял, на Анну смотря с совершенными льдами в зрачках. И тогда девушку озноб прошил от холода металлической тени, мелькнувшей во взгляде Кристиана:

— Потому, Анна, не стоит думать, что «Софиты» для меня — лишь дойная корова.

Следовало бы, вероятно, склонить голову, подобно провинившейся крепостной крестьянке, и залепетать извинения многочисленные. Только подобное проявление диалога Князева считала унизительным и для себя, и для герра; его бы явно утомил поток бескрайних «простите», «я была не права», «вы совершенно не такой»…

Аня встретила взор Вагнера и пошла почти что ва-банк:

— Я думала, что вам тоже будет интересно узнать, какое первое впечатление вы на меня произвели, герр Вагнер.

Кристиан посмотрел на девушку, словно ослышался, но моргнул глазами — помощница Сухоруковой смотрела так же прямо, так же сдержанно. Она словами крайне умело вернула ему собственную отравленную стрелу.

И тогда он усмехнулся. Почти что с гордостью.

— Вы знаете, почему я пригласил вас? — спросил Вагнер, резко сменяя тему разговора.