Княжна - Кристина Дубравина

А Пчёлкин, взяв ладонь её в свою, помассировал пальцы; рука Ани в его руке скользила от крема. Чуть приукрасил правду, словами двоюродного брата Князевой обелил:

— Белый не рассматривал других вариантов, кроме как с наркошами разобраться. Они ему друга убили, Аньк, сама, наверно, понимаешь, это более, чем весомо. Да и я… — замялся меньше, чем на миг, на самую маленькую долю секунды, что только была известна, и выдал:

— …мирно вопрос решать не хотел.

Князева ещё сильнее губы поджала. Частички пазла сменили края, сходясь воедино, в картину, о которой догадывалась, и на одно сердечное сокращение Аня лишилась дыхания.

Она голову приподняла, взглянула на мужчину из-под ресниц прямых, и отчего-то почувствовала себя такой хрупкой рядом с ним…

Хотя понимала, что должна была оставаться сильной; только такой и могла быть возлюбленная криминального авторитета.

— Ты из-за меня?..

— Да.

Аня аж удивилась, как быстро и уверенно Витя ответил. Будто она спросила у него о вещи, которая была известна и ясна людям, жившим ещё задолго до них с Пчёлой — эдакое незыблемое правило, аксиома.

— Уверен?

Пчёла на неё посмотрел так, что Анна осознала — задела. Конечно, не со злобы, не специально, напротив, лишь уточнить хотела. Но вопросом своим Князева будто пощечиной звонкой, оглушающей на оба уха сразу, наградила.

Когда ладонь поверх руки Аниной положил, когда сразу же потом за подбородок девушки взялся, к себе разворачивая, показалось, что в местах, где их тела друг друга касались, особенно сильно бил по венам пульс.

— Ты думала, что я стерплю «установку» от паскуды этой?

Голос — ночной песок, горсткой зачерпнутый с пустыни Намиб. Холодно и сухо звучал тон Вити. Анна вздрогнула на рефлекторном уровне, хотя и знала, бояться ей нечего.

Пчёлкин на Аню бы не взъелся — ни за случайно смороженную, не свойственную Князевой, глупость, ни за серьёзный прокол, каких девушка и не совершала особо. Оттого она взгляда не отвела.

Напротив, внимательнее в лицо Витино заглянула, ощущая себя той самой княжной, как её Пчёла называл, за спокойствие которой головой отвечал верный рыцарь.

Витя дёрнул уголком губ, едва сдерживаясь, чтоб за крест, висящий на груди, не взяться в клятве, и проговорил:

— Я, Ань, ещё тогда, когда ты рассказала мне всё, думал их голыми руками убивать. Трясло… — качнул головой. — Пиздец, вспоминать не хочется даже. Правда, уж думал в тот же день бригаду созывать, чтоб сук на их же территории перестрелять.

Она слушала его внимательно; под сердцем что-то скрежетало, как лезвием катаны. Примерно такое же бывало, когда Анна, заходя в гости к Ольге, которая на тот момент ещё в положении была, сталкивалась в дверях квартиры на Котельнической с Сашей, по телефону решающего какие-то «проблемы» в Америке. Летом девяносто третьего Князева даже дышать боялась, слыша, как расхаживал за стенкой двоюродный брат и что-то очень громко и недовольно предъявлял безликому «Кешке».

В тот миг, когда перед Аней Пчёлкин душу открывал, страха не было. Заместо него — интерес. Желание всё запомнить, всё понять, впитать в себя чувства, мысли, мотивы его. Впитать, подобно губке.

Девушка руку, что за подбородок держала, обняла пальцами у запястья Витиного, к ладони его осторожно притёрлась.

Пчёлкин ладонь расслабил, пальцы прикладывая к лицу девушки, чтоб ни одного миллиметра между рукой своей и щекой Аниной не оставить. Жестом этим, лаской Анна пыл его поубавила. Прямо, будто, газ на конфорке плиты ослабила.

— Но ты не поехал.

Он кивнул.

— Остановили. Надо было подумать, что и как. Кого и когда.

Снова на секунды какие-то отвёл взгляд, разглядывая не глаза Анины, что тогда напоминали стекло, а родинку, какую раньше отчего-то не приметил, почти у самого ушка Князевой. Погладил ей лицо — любовно, трепетно, не желая даже представлять, как хоть кто-то пальцы в щёки вдавил в попытке припугнуть.