Княжна - Кристина Дубравина

— Макс, сфоткай нас! — послышался вдруг голос Аллы — давней подруги Ольги. Сама Белова об однокласснице не упоминала толком никогда, но отчего-то именно её решила крестной матерью для сына своего сделать, чем, кажется, Тому сильно задела.

Князева коротко взглянула на блондинистую девицу.

Внешне не изменилась толком со свадьбы Беловых, на которой была подружкой невесты, разве что волосы обрезала под длинное каре. Сестра Сашина тогда к Олиной знакомой отнеслась с неким пренебрежением, посчитав Шишкину — такую фамилию Алла носила в девичестве — какой-то вопиюще громкой за излишне звонкий смех и выразительное декольте красного платья-комбинации.

Сейчас же Алла светила золотой полоской на безымянном пальце правой руки, отчего Аню уже не так раздражала. А если учесть, что бывшая Шишкина прямо-таки заливалась рассказами про «пупсика», который, насколько Князева поняла, работал в Румынии — но неясно кем, на этот счёт новоявленная Ба́рбу не распространялась — и ждал жену в Брашове, где у них был двухэтажный дом и золотистый ретривер, то Князевой стало совсем спокойно.

Если бы за это время у Аллы Шишкиной-Барбу голос бы тише стал, было бы вообще прекрасно.

Аня, напоследок поправив совершенно привычным жестом рубашку двоюродному брату, распрямилась, выпустила Сашу из объятий. Боковым зрением увидела Пчёлу, который по лестнице спускаясь к ним, на Князеву чуть оборачивался.

Девушка уж думала к мужчине своему подойти для фото, — последней вещи, держащей возле храма — как Саша вдруг на ухо у неё спросил:

— К тебе не приходили больше?

— Нет, — так же тихо ответила Аня. Прошёл миг, прежде чем она осознала, что ненамеренно шепотом говорила. Вопрос, которого она от Белова не ждала, как минимум, в день крещения Ваниного, был ударом «пера» под лёгкие куда-то, отчего у Князевой дрогнули руки.

Зачем вообще спрашивал? Что, могли прийти?..

Саша кивнул, чуть крепче сестру обнял, чтоб она головы на него не подняла. Сам взгляд Витин поймал, у которого промеж светлых бровей пролегла заметная складка, добавившая Пчёле пару-тройку лет. Зрачки сузились, но будто темнее стали, сильно контрастным делая взгляд Витин.

Белый сказал тогда Князевой вещь, какую сегодняшним утром бригадиры по телефону обсудили:

— Ты не бойся больше ничего, Ань. Родные Фары в Москву не полезут.

Пчёла кивнул Сане и взгляд на Макса перевёл, пячущегося назад в попытке поймать всех гостей в объектив фотокамеры. Карельский хмурился, Космосу орал назад уйти — мол, такого шпалу только на дальние ряды и ставить.

Анна же напуганной антилопой подбородок подняла.

Князеву никто в дела эти, разборки не посвящал, но она тому и рада была. Да только вот указ Сашин страх отставить ею встретился с такой радостью, с какой встречалось наверно, только радиосообщение об окончании войны. Она голову вскинула, отчего до боли защемило какой-то шейный позвонок, и на брата посмотрела глазами большими, в которых при желании можно было созвездия цвета изумруда и малахита увидеть.

— Правда?

— Правда, — соврал Белов. — Они… расстроились сильно. И решили не рисковать больше.

Девушка поняла быстро, чему родные Фархада расстроиться могли, — смерти Джураева, какую было бы честно назвать поистине скотской — и неприятно заскрежетало в горле. Будто кто-то сыпанул туда пороху, вслед кидая зажженную спичку.

И радоваться, вероятно, было нечему — ведь Бек победил, Беловская бригада на пару с Князевой условия его в страхе за собственные шкуры выполнили, но… Анне дышать всё-равно стало легче.

Бо́льшая часть ужаса, боязни лишний шаг сделать, освободила руки от невидимых, но ощутимых наручников, сплавленных из смеси чугуна, стали и никеля.