Княжна - Кристина Дубравина

Он, указ этот, превратится в правило, которое нарушит не раньше, чем небеса рухнут на землю. Сойдёт за мантру, какую повторять будет, видя по возвращению с беляевской библиотеки парочку подростков, познающих все прелести и ужасы первой любви. Напомнит о необходимости учиться, а не время на мальчишек тратить, отведёт от юных Ромео с Джульеттой взгляды — малость стеснительные, малость высокомерные, малость печальные.

Всего, в общем, по чуть-чуть.

Оттого Аня и столкнулась с фантазиями о свадьбе только после того, как Витя перед ней опустился на одно колено. Иными словами — когда фантазии перестали быть мечтами и незаметно для самой девушки обернулись реальностью.

Будущая Пчёлкина ходила по свадебным ателье с Тамарой и Ольгой, какую попросила быть подружкой невесты, на вешалки с белыми платьями смотрела и чувствовала себя дурой, когда в ответы на расспросы консультанток лишь пожимала плечами. А что было делать, что говорить, если Аня и малейшего представления не имела, какое платье на себе хотела видеть, необходимы ли были бы фата и кружевные митенки?..

Всё пришлось познавать методом проб и ошибок; Филатова и Белова чуть ли не часы напролёт проводили с ещё-Князевой в примерочных, помогая ей со шнуровками корсетов, давая рецензии на Анины облики, и всё пытались найти «то самое», какое сама девушка плохо представляла — точнее, практически не представляла. Консультантки только успевали приносить-уносить туфли да вешалки, помогая подругам сделать Аню той самой невестой, при взгляде на которую у гостей должно было пропасть дыхание…

Звонок повторился, за собой влеча стук кулака по двери. Анна, последние часы донашивающая фамилию отца, встрепенулась, вынырнула из мыслей-зыбучих песков, и направилась, наконец, в коридор, по ту сторону которого стояла, торопя, Ольга.

Белова, ещё прошлым днём отвёзшая сына к бабушке, вызвалась помочь Князевой в сборах несмотря на все отказы девушки. Утверждала Оля, что на своей шкуре знала, каким долгим и изнурительным был процесс сбора на церемонию бракосочетания, и оттого пообещала, что скорее первую свою скрипку о колено разломает, чем позволит Князевой одной побыть.

Так и сказала. Слово в слово.

Аня стала дверной механизм проворачивать ровно в тот миг, как и Ольга снова кулаком по металлу постучала. Ладонь у женщины была миниатюрной, тонкой, поистине музыкальной, но била по двери так, что, вероятно, грохотом могла мёртвого поднять.

Девушка открыла, пуская Белову внутрь, когда супруга Сашина, по всей видимости, уже воздуха в лёгкие набрала, чтоб по имени подругу позвать.

— Привет, Анютик! — на выдохе улыбнулась Ольга.

Глаза у неё горели не то от волнения, не то от другой эмоции, до которой Князевой додумываться не хотелось. Но, что бы там скрипачка не чувствовала, улыбка бывшей Суриковой малость прогнала мерзлоту декабрьского утра.

— Привет, Оленька, — почти эхом отозвалась Анна, обняла вошедшую. От кожи подруги шёл холод ранней зимы, и дыхание Беловой на контрасте казалось Княжне горячим, почти испепеляющим.

Ольга уже оказалась — почти — при полном параде; глаза у бывшей Суриковой были накрашены, цепляя стрелочками, и из-под выреза утеплённого пальто выглядывало винное платье-комбинация. Жене Сашиной стоило только волосы как-нибудь уложить, губы подкрасить да туфли сменить — и можно было бы Князеву сопровождать под венец.

«Она, интересно, во сколько встала, чтоб так приодеться?.. Или, может, вообще не ложилась?»

— Я уж напугалась, что ты будильника не услышала, — проговорила Белова, проходя вглубь квартиры. Она пальто тёмно-красное — специально, что ли, покупала, прям под платье? — повесила на крючок, на который обычно Пчёла одежду верхнюю убирал, и рассмеялась, проходя в столовую:

— Уж думала Максу звонить, чтоб он поднялся, дверь выбил.