Княжна - Кристина Дубравина

Фил в руке жене, растрогавшейся до слёз от слов сладких, пихнул бокал, какой принадлежать должен был Ане. Князева пальцы выхватила из ласки Витиной, чтоб по лицу погладить, и Пчёла протянул тогда невесте своей коробочку с кольцом.

Она кивнула, поджимая губы в попытке снова не всхлипнуть. Но в тот вечер — ничуть не жалко и не слабо.

Кольцо подошла вровень. Аня не смотрела на камни, — что до них, какое дело?.. — когда Пчёлкин на безымянный ей кольцо надевал. Всё любимый профиль рассматривала, слыша лишь дыхание мужчины и думая найти в нём что-то новое.

В тот миг, когда Витя мельком проморгался, Валера всё-таки поднял бокал и пробасил так, что, вероятно, услышали рыбы Яузы, постепенно впадающие в анабиоз:

— За Пчёлкиных!

— За Пчёлкиных! — подхватил Белов с барышнями.

Космос запоздал, найдя свой бокал в ладонях у Ольги, которая аж с закрытыми глазами наслаждалась алкоголем, что за счастье подруги, за Витино счастье пила с радостью. Князева к груди Пчёлы тесно-тесно прижалась, когда он у Томки забрал полный фужер, и почти с рук жениха глотнула за себя.

Только вот Саня сплюнул на мостовую и воскликнул так, что будь Аня подчиненной в структуре брата двоюродного, точно бы в обморок упала:

— Ёкарный бабай, Фил, ты чё за шампанское взял?

— А чё с ним? — в напускном удивлении моргнул глазами Валера под звонкий смешок Ольги, явно понявшей, что дальше будет.

Саня легонько по голове Филатову дал и пояснил:

— Горькое, кошмар!

— Горь-ко! Горь-ко! — сразу же воскликнули девушки и Космос, чуть ли не залпом осушивший свой бокал. Ане засмеяться хотелось, но голос пропал, позволив девушке немо расхохотаться под чужими взглядами и объективом карманной камеры. Руки от локтей и ниже задрожали, в пальцах сходясь судорогой, сжимающей ладони Пчёлкина.

«Муж мой… Моя опора. Человек, для которого я — отдушина. Тыл верный…»

Губы коснулись друг друга, сразу поцелуй делая глубоким. Таким, на который способны — поистине — только люди, отдавшие друг другу половинку самих себя…

…Космос зажал динамики, — видимо, на радостях за друга детства — отчего общий счёт их с Витей поцелуя звучал крайне глухо. Но слышимо.

Аня на кухне на Остоженке сидела в рубашке Пчёлы, какую он почти аккуратно положил на спинку стула перед тем, как к невесте своей лечь, поцелуями под майку её залезть, и, вроде, в третий раз пересматривала видео.

Одиннадцать, двенадцать, тринадцать… Счёт поцелуя шел долго, дойдя до хороших двадцати двух — и то прервался потому, что у Князевой ноги заплелись, путаясь, вес тела не удерживая. Ещё и воздух кончился, вопреки физиологии не захотев в лёгкие через нос спускаться.

Аня улыбнулась паре, за которой следила с маленького окошка видеокамеры.

Витя «с плёнки» губы её поцеловал снова, не переживая, что отсчёт кончился уже. Потом спросил, смотря в объектив камеры, которую держал Холмогоров:

— Кос, шафером будешь?

Ответом ему была секундная тишина. А после «оператор» развернул объектив «мыльницы» к себе, снимая окосевшее — явно не от романтики — и довольное лицо:

— Запомните, все, этот момент! Я, Космос Юрьевич Холмогоров, свидетелем у брата на свадьбе буду!!!

— Ну, Кос, хорош, ты в зю-зю уже, — расхохотался Саша и потянулся за камерой. Картинка затряслась, и смех Томы с Олей стал последним звуком, какой можно было услышать с видео.

И тогда экран потух, предлагая снова поставить на произведение запись. Включать её в четвёртый раз Князева не стала, ведь уже точно знала, что ждало в начале.