Княжна - Кристина Дубравина

Бывшая Князева боялась, что от волнения рука дрожать будет, отчего кольцо на Витин палец сможет надеть только со второго раза. Всё. Остального не боялась — ведь как за каменной стеной с Пчёлкиным, чего бояться ей?.. Анна ведь с «делом» его была знакома, и на собственной шкуре познала, что ни одна фамилия на двоих, ни её отсутствие не было гарантом защищённости.

Она знала. Уже привыкла — почти полностью и целиком.

Сомневалась ли?

Нет. Здесь и добавлять было нечего. Не сомневалась. Если бы сомневалась, то давно бы с Пчёлкиным все связи оборвала, чтоб ни себя, ни его не кормить ложными надеждами. Но сомнения в Вите Князева не знала; он повода не давал сомневаться ни в начале конфетно-букетного периода, ни спустя года, всё время был и опорой, и защитой, и оружием.

Любила ли?

Да. Любила. Сильно. Конечно. Разумеется. Остальные тысячи синонимов в больную от волнения голову не лезли.

Девушка прикрыла глаза, догадываясь, что где-то в параллельной вселенной, расположенной в ином пространственно-временном континууме, над ней смеялась другая Анна Князева — та самая, которая в любви и привязанности видела слабость, какую себе не хотела позволять.

Невеста в ответ над старой своей версией смеялась. И, кажется, с большим запалом, чем могла допустить.

Ольга принялась за причёску её.

Белова не работала — Саша был против, да и сам домой приносил столько средств, чтоб ни он, ни жена, ни маленький их сын могли себе не отказывать ни в чём. Но если Ольга и думала над профессией иногда, качая в люльке Ванечку, то мечтала о месте в оркестре Большого театра, своей синхронной и душещипательной игрой наворачивающим скупые слёзы на глаза ценителей искусства. Анна её тягу к музыке, которой Сурикова думала посвятить жизнь, понимала явно, но, взглянув на себя в зеркало через полчаса, подумала, что Оле стоило подумать над карьерой парикмахера; к Беловой бы точно выстроилась хорошая очередь!

Аня на шпильках белых лодочек, специально купленных под свадебное платье, подошла к зеркалу. Уже прибранная Тамарой спальня проветривалась через открытое окно, но прохладного ветра было недостаточно.

Невесте воздуха не хватало — все вздохи себе забрала девушки из отражения, одновременно и на Анну похожая до невозможности, и с бывшей Князевой не имевшая ничего общего.

Филатова поправила рукава брючного костюма цвета карьерного песка и в удовольствии сотворенным Аниным обликом улыбнулась. Так девушку со спины рассматривала, будто не подругу, а сестру, дочь свою замуж выдавала — вот какое умиление читалось в глазах, на лице Томы. Ольга напоследок брызнула лаком на чёрные волосы, собранные в низкий объемный пучок, и аккуратно, чтоб не разрушить уже готовую композицию, поправила декоративные шпильки-веточки.

А потом Белова почти любовно положила руки на плечи бывшей Князевой и проговорила шепотом:

— Вот и всё…

Сказала, вроде, на ухо, а Аня не услышала. Мысли шумели надвигающимся дождем, о котором Москве до самого апреля стоило забыть. Князева шаг сделала, тайком выдохнула, поняв, что туфли были удобны, на пятки не давили, и себя осмотрела, в одновременном желании и страхе найти в отражении какой-то изъян.

На плечах лежала тяжесть, которую бы не вынесли даже Атланты, но Анне она отчего-то была в радость. Девушка руки перед собой сложила, ладони укладывая на живот, и, подбираясь в груди, бёдрах, губы поджала, чтоб помаду распределить. Флакон духов крышкой ловил на себе блики декабрьского солнца, одним из зайчиков прыгая на дверной косяк.

Когда Екатерина Андреевна в спальню зашла, то поняла, что ослепла. Но не от солнечного луча, так «удачно» отскочившего ей на лицо. От дочери, напоминающую ей ангелочка этим платьем, тонкостью черт лица и хрупкого не столько женского, сколько девчачьего тела. Кусок отрезанного бутерброда, съеденного всухомятку, — если не брать в расчёт мелкую рюмочку коньяка — чуть ли не встал у Берматовой комом в горле.