Княжна - Кристина Дубравина

Валера усмехнулся коротко, а Холмогоров весь ощетинился вдруг, оттягивая воротник белой водолазки:

— Нахрен бы вас с вашей Людкой послать!..

— А чего так?

— Пусть дальше со своим хмырём из Щёлково катается. Достала, — дёрнул щекой Кос, словно своими же словами рану себе разбередил, и в накапливающемся возмущении проговорил: — Пришёл же к ней сам. Извиниться… за ту драчку в «Метле». Цветы ей принёс даже. А она мне этими же розами по морде и дала. Ну, и пожалуйста. Больно надо!..

— Ты веником думал откупиться за ту бабу с Ясенево?

— А чего мне ещё делать надо было? — вспыхнул, подобно спичке, Холмогоров и руками взмахнул так, что маленький брусочек пепла с сигареты улетел на пол. — Вот как мне разбираться с ней? Что делать должен был? В ноги к ней упасть? — и, не дождавшись ответа, махнул рукой:

— Плевать. Буду помирать холостым!

— Типун тебя, балбес, — чертыхнулся Валера и ногой пнул кресло, в котором Кос развалился. — Чего это ты помирать вдруг собрался? Не рано?

— Так я, это… На будущее!

— Всё равно балбес, — кинул Витя, затягиваясь.

Боковым зрением он увидел, как Холмогоров на него обернулся, чуть ли не шеей скрипя, и Пчёла затрясся в немом смехе. Кос в локоть его пихнул, сгоняя с подлокотника, на котором Витя сидел, и Саша прыснул выразительно, поправляя чёрную рубашку под контрастно-белой жилеткой.

Пчёлкину отчего-то стало под рёбрами легче. Будто часть той глыбы, давящей нутро, откололась, обмоталась гелиевыми шариками и улетела куда-то вверх, сгорая в слоях атмосферы.

— Ну, куда мне до вас!.. — хмыкнул Кос и, оглянувшись по сторонам, стряхнул пепел в горшок с каким-то растением, листья которого были почти одного размера с лицом Холмогорова. — Людке как до Томки, Ольки и Аньки ещё чапать и чапать — по всем параметрам.

— Ты бы поаккуратнее был с такими завуалированными комплиментами, — подметил Валера, чуть более хмурым от упоминания жены становясь. — А то ещё лишнего можно надумать, с этими «параметрами»…

Кос только тогда понял, как прозвучал, и резко в кресле распрямился, взбрасывая руки и качая головой, как в оскорблении:

— И мысли не было, Фил, ты чего? Я ж… другое имел в виду!

Саня с усмешкой, всем присутствующим хорошо знакомой, на перепалку эту посмотрел. А потом на ноги поднялся, туша только початую сигарету в стоящей на подоконнике пепельнице, на которую Холмогоров не обратил внимания, и, не тратя времени на подбор правильных формулировок, Вите сказал:

— Сестрёнку мою не обижай, Пчёла.

— Да с чего мне, — хмыкнул Витя и снова одёрнул манжеты. — Три года не обижал…

— И не думай начинать, — осёк его Белов быстро, так, будто словами хотел напополам разрубить, как катаной. И Пчёлкин тогда не стал усмехаться и юлить.

— Не буду, — уверил Сашу, а вместе с тем и самого себя. Осталось лишь воспоминание прошлой фразы, ещё держащей Белого в напряжении, а у самого Пчёлкина лицо сразу стало серьезным, как всегда бывало после неудачной шутки.

— Сам не обижу. И другим не позволю.

Кос затянулся, выпуская вместе со выдохом очередную табачную струю. Белый тогда в какой-то задумчивости кивнул. Будто снова в голове прогнал все мысли, которыми себя мучил с самого лета девяносто первого года, когда был не в состоянии смириться с отношениями Ани и Вити.

А потом он Пчёлу хлопнул по плечам, подтверждая данное им «добро».

Постояли, не шевелясь недолго. Кровь то нагревалась до бурления, кидая в жар, то, напротив, почти леденела, забивая собою вены и артерии. Витя задышал реже, тяжелее и в норму пришёл, когда Саша улыбнулся скорее глазами.

Валера, с Косом переглянувшись, тоже к брату двинулся.

Когда Холмогоров ладонь Пчёле пожал с громким хлопком, Витя выдохнул, как перед прыжком на глубину, перед полетом в бездну:

— Наверно, пора?

Саня одёрнул рукав рубашки, за собой спрятавшей циферблат часов, прикинул время. Кивнул: