Потерянная земля - Алексей Федоров

На деревню спустились сумерки, а с их приходом сгустился и туман. Он вычернил моросью заборы и срубы, прибил дорожную пыль к земле, заполз на веранды и намочил своим холодным влажным телом рассохшиеся скрипучие полы. Где-то там, в недоступной для людей дали за горизонт валилось солнце, бросая прощальные лучи на плотное одеяло влаги, укрывшее Выселки, но облака и туман под ними превращали отчаянное полыхание багрового костра на полнеба в серый немощный свет — непонятно, то ли он и в самом деле был, то ли виделся.

Кавказец во дворе Бузовых нервно пробежался по плотно утоптанной земле, волоча за собой кольцо по толстой ржавой проволоке, зарычал в серую мглу, учуяв что-то, неподвластное человеческим чувствам; гавкнул раз своим нутряным басом — а затем, словно получив из чернеющего на глазах тумана безмолвный ответ, трусливо поджал хвост и забился в будку. Там он и остался — неотрывно глядя на едва виднеющийся, занавешенный туманом вход в его жилище; напряженный как перетянутая струна, лишь конвульсивно вздергивалась в полной тишине верхняя губа, открывая крепкие желтоватые клыки, способные перекусить руку человека.

Выселки окутала тишина, едва ли не более плотная, чем туман.

В этой тишине глухо, словно звуки доносились сквозь подушку, заскрипели дверные петли — и на веранду своего дома вышел Иванов. Сейчас он был как никогда похож на крысу — переростка, вставшую на задние лапы. Не хватало разве что шерсти и усов щеткой под совершенно по крысьи дергающим воздух носом. Он внимательно вслушался в плывущую темно-серую кашу, тянущую к его телу свои холодные немощные руки, удовлетворенно хмыкнул и достал из угла веранды скатанный в рулон мешок.

Сунув мешок под мышку, он не спеша прошелся по тропинке до забора, стукнула мягко калитка, выпуская его со двора.

Вова больше не боялся ночной темноты — он, как и все остальные жители деревни уже понял каким-то шестым чувством, что ночные призраки свое отгуляли. Да и плевать на них, в самом-то деле, уж он точно скучать не будет… Иванов поежился, холодно, черт побери, нужно было свитер еще одеть. Ладно, воспаление он подхватить просто не успеет, ему недалеко. Да, недалеко… Он усмехнулся своим мыслям. Вот тебе, козлина, подарочек! Будешь знать!

Председатель спас их от разъяренных женщин — за это спасибо, тут сказать нечего… но. В наказание за устроенный ими скандал, он урезал им пищевую норму вдвое — а вот этого уже явно не стоило делать. Им ведь тоже кушать хочется. Так что, Валя, хочешь ты или нет, поделиться придется… Никто тебя и спрашивать не будет, если честно, тоже мне, умник выискался! Мы таких умников на пальце вертели.

Туман сгустился в кашу, во дворе дома и так-то видимость была нулевая, а на дороге потемнело еще больше, стоило вытянуть руку — и пальцы уже терялись, их было не различить. Лишь тянулись вперед смутные очертания предплечья, растворяясь во тьме — и казалось, что его предплечье вдруг вымахало до километровой длины; странно это все было, как если бы он вытянул руку, а она исчезла за горизонтом…

Иванов зябко передернулся — ничего, не страшно, ему такое положение вещей только на руку. Собаки у Лебедева нет, главное — не оставить следов, и — вуаля, дело в шляпе…

Заблудиться он не боялся, все-таки, большую часть сознательной жизни он провел в Выселках и деревню знал как свои пять пальцев. Да тут и пройти-то всего ничего, было бы из-за чего шум поднимать.

Вова осторожно ступал по влажному песку дороги, шаркая носками сапог, пока его нога не уперлась в невысокий, заросший травой холмик — обочина. Ну вот и славно. Он двинулся направо, стараясь, чтобы по одному сапогу постоянно проходились стебли влажной травы — какое-никакое, а направление. Одну руку он на всякий случай вытянул вперед — черт его знает, на что можно в тумане наткнуться, разбить нос ему совсем не улыбалось.