Ева - Артуро Перес-Реверте (2018)

Фалько неодобрительно покачал головой. Он думал о политических процессах, начавшихся в прошлом году в Москве: Сталин с их помощью хотел упрочить свою власть. Едва ли не всех так называемых «старых большевиков из ленинской гвардии» судили и казнили, обвинив в контрреволюции и уклонении от курса партии. Советский Союз стал настоящим адом, где шли беспрерывные аресты и нескончаемые пытки, где каждый доносил на каждого в надежде выжить. И все, кто попадал в опалу, тащили с собой подчиненных, родственников, друзей. На Лубянке уже негде было размещать арестованных.

– Не представляешь, что ждет тебя в России, если даже и доберешься до нее, – сказал он. – Или не хочешь представлять. Под топор попадают даже закордонные разведчики. Их вызывают домой под каким-нибудь предлогом, а возвращаются немногие. Те, кто работает в Испании, – не исключение.

– Ты не знаешь, что говоришь.

– Ошибаешься. Знаю – и очень хорошо. Вне партии ничего не существует, так ведь? Партия – она и семья, и духовный очаг для верующих в освобождение голодных и рабов. Ну, скажи мне, скажи, что я не прав. Скажи.

– Ты ничего не понимаешь. И вообще – как у тебя язык поворачивается?

– И вам кажется, что немыслимо отрешиться от этой убежденности, – продолжал он, будто не слыша. – Ибо в этом случае потеряли бы смысл все ваши страдания и деяния. И вот вы, люди, столько раз рисковавшие своей шкурой, изведавшие тюрьмы всей Европы, пересекшие сто границ, признаётесь в вымышленных преступлениях, безропотно и покорно, как автоматы, берете на себя вину за то, в чем не виноваты, а те, кто отсиделся в тылу, приносят вас в жертву.

– Что за чушь!

– Да нет, напротив. Это логично – хоть и отвратительно – вытекает из той миссии, которую и ты готова взять на себя… Подобно тому, как первые христиане соглашались принять цирки и львов. Ты и пулю в затылок примешь, если надо будет… Согласна же ты потонуть вместе с «Маунт-Касл»? На все пойдете, лишь бы не противоречить воцарившемуся порядку вещей… Разве не так?

– Берешься рассуждать о том, чего не понимаешь.

– И опять ты ошибаешься. Понимаю. Может быть, я – грубая скотина, лишенная веры и идеалов, но я проникал в тебя, я был в тебе. И я не постель имею в виду.

– Сукин сын.

Они молча глядели друг на друга. Она – с вызовом. Он – с задумчивым восхищением. Невольным.

– Никогда еще не встречал такой героической трусости, – пробормотал он.

На это она не ответила. Еще помолчали, не отводя глаз. Потом Фалько качнул головой:

– Ты не пойдешь на «Маунт-Касл».

– Намереваешься убить меня?

Он не услышал насмешки в ее вопросе. Ева смотрела на него строго и серьезно.

– Пока не знаю. Есть промежуточные варианты.

Ева снова заворочалась на кровати, силясь приподняться. Фалько не препятствовал ей и не пришел на помощь.

– Скажи-ка мне вот что… Когда ты спала у меня в номере, ты уже знала, что твои люди в это время пытают моего радиста?

Ответа не последовало. Еве удалось все же сесть на кровати, так что ее лицо оказалось вровень с лицом Фалько. Взгляд ее был тяжел.

– Понимаю, – сказал он. – Ты и приказала.

– Сомневаюсь, что понимаешь хоть сколько-нибудь.

Она попыталась пошевелить связанными за спиной руками, но cморщилась от боли.

– Освободи мне руки, – попросила она. – Больно.

– Не освобожу.

Фалько никак не ожидал, что Ева так стремительно и резко боднет его головой. Она сломала бы ему нос, придись удар не в лоб, а чуть ниже. Фалько едва усидел на краю кровати, но тут Ева, сильно толкнув его плечом, сбила на пол. И хотя руки у нее были скручены сзади, сумела прыгнуть следом – навалилась всем телом, стараясь попасть головой в лицо и коленями в пах. Она была подобна дикому зверю, сражающемуся за свою жизнь. Фалько отбивался, но она упала на него, норовя впиться зубами в щеку или шею.

Ну, хватит, подумал он. Пора кончать.