Дурная кровь - Даха Тараторина (2020)

Только Талла, кажется, сочувствовала искренне. Она позволила Борею, пустившему скупую, но совершенно не мужественную слезу, прильнуть к груди:

— Но вы не расстраивайтесь! Вы обязательно-обязательно ещё её встретите!

Борька всхлипнул и снизу-вверх посмотрел на девушку взглядом, полным обожания:

— Вы правда так думаете, юная прелестница?

Растеряв самообладание, наёмник ухватил красавчика за ухо и заставил отлипнуть от источника утешения всея мужчин, ака женского бюста. Заодно и капюшон снова натянул девке до носа, сильно жалея, что не получится до самых бёдер.

— Ну тут жарко! — попыталась увернуться Талла, упрямо распахивая плащ и тем самым привлекая внимание Борея. — Что я, как дурочка, у камина и в дорожной одёже?

— Ты что в ней дура, что без неё! — огрызнулся наёмник.

— Право, друг мой, не мучай девочку! — вступился за колдунью Санторий.

Вино придало служителю не то храбрости, не то дури, не то смеси того и другого. И правда, кому нужен дезертир, уже семь лет как считающийся мёртвым, и колдунья, за поимку которой король выдаёт не такую уж большую награду? Особенно если из вырученных денег ещё предстоит уплатить лекарю за лубки: ведь хмурый наёмник просто так девку не отдаст.

Подбодрённая Талла, наконец, скинула тяжеленный плащ охотника, в который тот укутал её ещё на въезде в Крепость. Взопревшая, раскрасневшаяся от внимания и паров горячего вина, она точно сама запьянела. Глупая девка! Небось никогда ещё не сталкивалась с опытным женолюбцем, не слышала столько ласковых слов. Кто ж в деревне станет рассказывать бабе, как она хороша? Зазнается ещё. И Верд тоже скупился на любезности. Вот и поверила, обомлела. А Борька горазд трепаться! И не таких уламывал…

Кулаки охотника недвижимо лежали на столе. Смуглые, крепкие. Привыкшие сжимать рукоять меча, а не женские прелести. Нет, Верд бывал с женщиной прежде. Неоднократно, шумно и с обоюдным (если верить опрашиваемым) удовольствием. Но в основном за деньги. И, если уж совсем честно, мужчине было глубоко плевать, насколько бабам нравилось, когда он их тискал. Но рядом со стройным, высоким, ухоженным Бореем, который словно не прекращал завлекающего танца, суетился и вертелся, охотник и правда походил на валенок. Старый, грязный, валяющийся в пыли и паутине за печкой. Такой не выбрасывают потому лишь, что напрочь забывают всякий раз, как отворачиваются.

Вот и Талла забыла. Смотрит на светловолосого красавчика… Отчего ж не посмотреть? Локоны пушистые, мягкие, льняные. Не то что жёсткая пакля Верда, в которой уже и не отличишь седину от выцветших, точно покрытых пеплом, прядей.

Стоят ведь друг друга, оттого и спелись. Шушукаются, радуются каким-то своим, не достигающим слуха наёмника, шуткам.

— Верд?

Санторий поднялся, чтобы последовать за другом, но наёмник нахмурился и кивнул на голубков:

— Следи. Я воздухом подышу.

Мороз с готовностью ударил в ноздри и забрался под куртку, надеясь долезть до самого сердца. Отгородившись дверью от шумной таверны, охотник ощутил, как сильно недовольная гримаса скривила лицо. Немудрено, что весёлая компания не слишком-то нуждалась в его обществе. Такая харя, к тому ж изуродованная шрамами, кому угодно настрой испортит.

Зря он приехал в этот город. Зря позволил Санни убедить себя именно здесь чинить подпругу. Теперь до утра, а то и до обеда мучаться, прятаться от воспоминаний, которым давно полагалось замёрзнуть ледышками и разбиться на мелкие осколки. Ан нет, живы. Летают в воздухе духом кислого пива и дымом очага; отзываются болью в переломанном некогда хребте и в крике о помощи, разрывающем горло на части, хрипотой, кровавыми сгустками застывающем на губах. Крепость была его домом. Здесь он встретил друга, здесь же его и потерял. Сколько раз счастье наполняло его, сколько раз смех перекатывался по этой самой таверне, подхваченный десятками глоток побратимов.

И сколько боли, унижения он вытерпел потом.