Наедине - Юлия Амусина

С пару секунд я смотрю на свои руки, непроизвольно сжавшиеся в кулаки от одного предположения, что моей сестрице может угрожать какая-то там неясная опасность, после чего порывисто вскакиваю с места и тороплюсь обратно в прихожую. Вслед мне летит встревоженное:

— Миш, ты куда?

Я наскоро просовываю руки в рукава. Есть только два возможных исхода моей ночной вылазки — я либо все разрулю, либо вернусь обратно в еще более паршивом виде, чем после стычки с исполнителем. Но в любом случае, это будет означать предельную ясность в том, что происходит без моего на то согласия, но при моем непосредственном участии, а это хорошо. Хорошо же, нет?

Черта с два какой-то двинутый тип станет вмешиваться в мою жизнь!

— Миш, подожди, я иду с тобой, — пыхтит рядом Катька, пытаясь из-под моей руки дотянуться до вешалки, на которой висит ее темно-красная куртка.

Я быстро разворачиваюсь и говорю ей как можно мягче:

— Ты остаешься здесь и ждешь, когда я вернусь. Это не обсуждается.

— Да куда ты идешь?!

Легонько касаюсь ее плеча:

— Мне нужно кое-что решить. Я скоро вернусь.

И, пока она силится выдавить из себя очередной поток несогласий с моими словами, я оказываюсь снаружи и быстро запираю дверь с этой стороны.

Катькиными ключами.

Глава 9. НЕ СТРОЙ ИЗ СЕБЯ ЖЕРТВУ

Из переписки с Лицедеем

Litcedey: Ты согласилась бы потерять все, что имеешь, ради большой и светлой любви?

Я: У меня уже есть любовь. К счастью, она не требует таких серьезных жертв.

Litcedey: Я говорю о другом. О всепоглощающем чувстве, при котором на свете существует один-единственный, только твой человек.

Я: Мы говорим об одном и том же. Я люблю и любима. Больше мне ничего не нужно

Litcedey: -

Серафима

Инстинктивно замедлив шаг, я почти вжимаю голову в плечи, когда вижу рядом с приоткрытой дверью «Клуба…» двоих незнакомых мужчин в темно-синих спецодеждах. Они неторопливо курят и с любопытством наблюдают за моим приближением, даже не думая отвести взгляды или сделать вид, будто их интересует что-то другое типа соседнего здания за моей спиной или чуть покосившегося забора, на котором Панк частенько проводит свой неисчерпаемый досуг. Под их пристальными взглядами мне хочется стать прозрачной. Я до жути, до нервных колик ненавижу свою способность незамедлительно впадать в паническое состояние при малейшем поводе или вовсе без него, но уже ничего не могу с этим поделать. Это проросло уже слишком глубоко, оно в сотни, тысячи раз сильнее меня, планомерно захватывает территорию, неумолимо побеждает и уже не поддается никакому, даже малейшему контролю. Стискивает, поддавливает изнутри, заставляя меня бросить сопротивление и сдаться наступающей по пятам панике.

Между лопаток проносится ощутимый холодок. Ноги наливаются свинцом при каждом следующем шаге, и вот мне уже вовсе не хочется идти вперед. Так и подмывает смалодушничать, развернуться и со всех ног припустить в обратном направлении.

Я делаю глубокий вдох. Все нормально. Эти ребята просто курят и от скуки таращатся по сторонам. А так как таращиться им тут, в окружении серых многоэтажек, особо некуда, но смотреть все равно куда-то нужно, они выбрали для себя первую попавшуюся в поле зрения цель. Меня.

Так, убеждая себя в том, что ничего плохого вовсе не происходит, я оказываюсь в нескольких шагах от неизвестно откуда появившихся работяг. Мои ноги подозрительно напоминают кашицу и чуть ли не отказываются двигаться. Тем не менее я почти смогла, почти победила, почти добралась до своей цели, ведь остается лишь самая малость — перешагнуть через порог и очутиться внутри клуба — как вдруг одному из мужчин приходит охота меня окликнуть:

— Эй, девушка! Если вы в образе Смерти, снизошедшей до нас, жалких грешников, то я позволю вам поглотить мою душу и даже не буду пытаться выторговать пару годков жизни.