Подсолнух - Ирина Воробей

Снова хмыкнув и в последний раз взглянув на сектор Б, Татьяна отправилась дальше. В следующей комнате висело продолговатое в ширину панно, поделенное контрастностью материалов и цветов на две равные половины. Правая часть изображала не пойми что, полную разруху, серую, но фактурную. Отдельные выступающие элементы мозаики: камни, щепки, угли, стекла и пластик, создавали грубый выпуклый рельеф, сотканный из хаотично разбросанных по полотну ошметков. Вверх от них поднималась пыль, удачно слепленная из окрашенных в серый рваных кусочков ваты. Осколки имели направление движения: справа налево, в другую часть картины, которая была выполнена в ярких красках, в основном, из керамики, но с легким вкраплением дерева, стекла и металла. В левой части висело ясное безмятежное небо с легкими белыми облачками, а внизу по зеленому лугу в высокой траве бегал ребенок, запускающий летучего змея. Из самого левого края выступал деревянный фасад дома с крышей, а за ним косился белый кольчатый забор. Картина называлась «Секунда до». Смысл был слишком очевиден, чтобы читать аннотацию.

Татьяна остановилась на этой картине дольше, чем на других, пытаясь разглядеть каждый осколок с правой стороны. С первого взгляда казалось, что это всего лишь пестрое нагромождение деталей, но вблизи вырисовывались отдельные предметы, составные части других вещей, более крупных, например, окно, березовый ствол или дверь автомобиля, которые, в свою очередь, тоже были слеплены из кусочков соответствующих материалов — стекла, дерева и металла. Казалось, выискивать такие детали можно было бесконечно.

Рассматривая нюансы картин, она вспоминала их беседы с Вадимом, его рассказы, мысли, которыми он с ней делился, и поняла, что совсем его не знала. Эти работы отражали его внутренний мир, его эмоции и идеи, о которых она и не подозревала. Тоска и сожаление снова сковали ее всю. Они ведь столько всего могли обсудить, а говорили всегда ни о чем. Он казался ей таким обычным, рассказывал дурацкие истории, никогда не говорил о чем-то глобальном, за исключением короткого пояснения, почему решил создать «Сектор Б». Очевидно, у него была целая куча концепций, которые он внедрял в свои работы. «Обсуждал ли он их с кем-нибудь? — спрашивала она себя. — Почему не со мной? Потому что не слушала и не слышала?».

Татьяна раньше об этом не задумывалась, но сейчас испытала дикое желание все изменить, поговорить с ним по душам, узнать, о чем он думает перед сном или за завтраком, какие проблемы его волнуют, какие вещи его радуют. Она всегда думала о нем только через призму своих впечатлений, желаний и интересов, даже не пытаясь понять, какая он личность и какие у него переживания. Захотелось узнать о нем все в одночасье. Душа связывалась узлом от осознания, что никогда больше ей не выпадет шанс задать ему любой вопрос и получить любой ответ. Оставалось только смотреть на картины и пытаться понять, как устроена душа художника.

Пока она разглядывала мозаики на колоннах, толпа вокруг Вадима рассосалась. Татьяна, стоявшая за одной из крайних колонн, периферийным зрением следила за людьми, которые равномерно распределились во все стороны и быстро наполнили собой пространство выставки. Высокая худая фигура осталась стоять у колонны с «балериной». Парень развернулся лицом к произведению и рассматривал его сверху вниз.