Подсолнух - Ирина Воробей

Татьяна с жадностью впитывала каждый поцелуй и каждое объятие, осознавая, что больше никогда не испытает такого же удовольствия. Она была уверена, что точно никогда и точно ни с кем другим. В душе щемило. И слезы текли сами собой. Вадим их смазывал в порыве страсти. Он был с ней дерзок на этот раз. Ей это нравилось. Секс получился диким, животным, жестким. Никто другого не щадил. Она его кусала за шею и губы, вонзала в спину длинные ногти, прижимала ногой за талию к себе, с силой давя на ушиб. Он от этого громко шипел и двигался быстрыми сильными рывками, а потом, доводя ее почти до пика, когда стоны становились невыносимыми, резко отпускал и вздыхал вместе с болью. Она требовала еще, и он, сильнее прижимая ее к стене, продолжал еще резче.

Они выползли из лифта в середине ночи, совсем обессиленные, шатались, задыхались. Облегчение наступило, но радости не было. Сонный отец открыл им дверь и сразу исчез в спальне. Скинув одежду и обувь в прихожей прямо на пол, они прошли в гостиную и тяжким грузом грохнулись на диван. Так и уснули.

Глава 33. Планы

Открыв глаза, Татьяна увидела перед собой лицо Вадима. Он глядел задумчиво, подложив ладонь под голову вместо подушки. Ее сразу пробило странное ощущение тоски, отдаленной и пустой. Она сдвинула тонкие брови. Вчерашние события и разговоры только теперь начали доходить до нее, будто загружались в память компьютера с флешки. От этих воспоминаний веки сами закрылись.

— Доброе утро, — сказал парень.

— Угу, — закивала девушка, боясь вновь открыть глаза, будто пока они были закрыты, Вадим еще был здесь, но, как только она их откроет, он исчезнет навсегда. И она не будет даже знать, где его искать.

— Давай вставать, — диван под ним прогнулся и заскрипел. — Не хочется ехать ночью.

Татьяна, наконец, осмелилась посмотреть на него. Вадим снимал мятые брюки. Она тоже поднялась и подмяла под себя ноги. На ней из одежды ничего не осталось. Голова не кружилась, но ощущение было мутное. Страстно захотелось пить и кофе. Но сперва надо было сходить в душ или хотя бы умыться. Тушь въелась в глаза. Вкус помады ощущался во рту. Вадим наклонился к ней и поцеловал в лоб, шепнув:

— Классная была ночь. Буду долго ее вспоминать.

«Ее не нужно было бы вспоминать, если бы ты не решил здесь остаться!» — проворчала Татьяна в уме, но не смогла озвучить эти мысли. Сил не хватило, поэтому просто вздохнула. Вадим уже вышел из комнаты. Она посидела еще полчаса, пытаясь утихомирить в душе ураган вчерашних переживаний, потом накинула его рубашку и отправилась в ванную.

Вадим с отцом и Дмитрием вели несуетливую беседу за кофе, когда Татьяна вошла на кухню уже свежая, чистая и до конца проснувшаяся. Она пожелала всем доброго утра и принялась накладывать завтрак и наливать кофе, который снова отдавал пряностями. Втянув глубоко его аромат, девушка с тоской подумала, что больше никогда не насладится этим вкусом. Следом за этой мыслью в голову прилетела следующая: «Ты и раньше жила без этого кофе. И без него. Так же и будешь жить дальше». Сердце противилось этой мысли, а душа, превратившаяся в решето после вчерашнего, тоскливо свистела под стать ее грустному настроению.

За завтраком все разговаривали ни о чем, как будто это был обычный день, один из тысячи, что они здесь вместе пережили. Никто не хотел акцентировать внимание на их отъезде, словно это бы его отсрочило. Отец сидел, потупив глаза в скатерть, старался делать равнодушное лицо, но голос иногда ломался. Все время за столом он вертел в руках кофейную ложечку, изучая простенькие узоры на ней, и ни разу не поднял глаз на дочь. Она смотрела на него украдкой, чувствуя необходимость что-то сказать, но не решалась. Все это как будто стало не так важно.