К чужому берегу. Предчувствие - Роксана Гедеон

Посмотреть и вправду было на что. Здесь были пышные уборы из бриллиантов, алмазные парюры, жемчужные диадемы, крупные опалы плоской огранки, сапфиры, редчайшие изумруды в обрамлении алмазов, целые венки и букеты из драгоценных камней — таких многочисленных, что слепили глаза. Но в груде этого великолепия мое внимание привлекли два очень крупных алмаза необычайной прозрачности и необычной грушевидной формы. Мне показалось, что я узнала их, и мое сердце пропустило один удар.

— Что это? — проговорила я ошеломленно. — Это… это…

Жозефина улыбалась, не разжимая губ. Потом медленно накрыла эти два алмаза ладонями.

— Да. Это так называемые «грушки» Марии Антуанетты.

— «Грушки», — повторила я. — Но как же они…

— Волей судьбы теперь я их хозяйка. Так бывает, Сюзанна. Пути Господни неисповедимы.

Я пораженно смотрела на нее. «Пути Господни»? В последний раз я видела эти бриллианты в ушах королевы Франции незадолго до штурма Тюильри. Насколько мне было известно, после свержения трона все алмазы короны были помещены на хранение в Гард Мебль. Якобинцы объявили, что хотят сохранить их для народа, однако хранение не продлилось и месяца: во время сентябрьских убийств 1792 года Гард Мебль был ограблен подчистую, и самые знаменитые бриллианты королей Франции исчезли в грязных карманах революционеров. И вот, пожалуйста, — Жозефина…

Заставив себя улыбнуться, я кивнула.

— Мне нужно подняться к себе, мадам Бонапарт.

Я действительно больше всего хотела уйти. Эта Жозефина — просто дура… зачем она показала мне эти камни сейчас, когда я и без того чувствую себя предательницей своего сословия, когда я так одинока здесь, в ее поганом Мальмезоне? Меньше всего я нуждалась нынче в воспоминаниях о королеве. Или в этом и был расчет — задеть меня, показать, что теперь я, подруга Марии Антуанетты, должна угождать бывшей креолке с далеких островов?

— Как вам будет угодно, — ответствовала она, скользя смуглыми пальцами по груде драгоценностей. На лице ее сияло легкое торжество. — Я не задерживаю вас нисколько…

Уже в галерее, у лестницы на второй этаж, меня нагнала девушка лет восемнадцати. Это была Каролина, самая младшая сестра генерала Бонапарта, недавно ставшая женой генерала Мюрата. Ее белое муслиновое платье, подпоясанное алой лентой, чуть топорщилось на выпирающем животе, — новоявленная мадам Мюрат готовилась стать матерью. У нее был свежий цвет лица, белая кожа, нежный румянец, да и вообще она могла бы считаться красавицей, если б имела голову чуть поменьше, а шею — чуть подлиннее.

— Вы видели эти «грушки», да? Я видела ваше замешательство… мы все его разделяем!

— Мое замешательство?

— Да. Сейчас я вам все объясню, ведь вы считаетесь теперь нашей кузиной: эти камешки преподнес Жозефине банкир Клавьер, который бывает здесь каждое утро.

— Банкир Клавьер? — переспросила я, не понимая, зачем она адресует мне эти сведения. — Но откуда же он взял их? Это камни королевы.

— Ах ты Господи, да, камни королевы. Но ведь все знают, что нет человека более хитрого и жадного, чем он. Говорят, по его заказу была ограблена государственная сокровищница. И теперь он расплачивается с Жозефиной за ее услуги краденым добром. Какая низость, не так ли?

Мне, конечно, известна была ненависть, которую питали к Жозефине все Бонапарты, но выражение ее в данный момент и в форме, задевающей Клавьера, показались мне чрезмерными.

— Низость с чьей стороны? — уточнила я, полагая, что о банкире она болтает глупости.

— Низость со стороны этого богача. А со стороны Жозефины — вопиющая неосторожность! Для супруги первого консула это недопустимо… немыслимо!