К чужому берегу. Предчувствие - Роксана Гедеон

Каролина смотрела на меня испытующе, по-змеиному, взгляд ее карих глаз был довольно умен, и этим она очень отличалась от своей старшей сестры Полины. Меня осенило: она говорит мне все это, потому что хочет, чтобы подобные сведения дошли до ее брата генерала! Вероятно, он устал слушать гадости о своей жене из уст собственных сестер и братьев, и теперь понадобилась я, чтобы заставить его проявить внимание к сплетням.

— Невероятно, — согласилась я, чтобы отвязаться от Каролины. — Думаю, первый консул должен узнать об этом и прекратить подобное.

Белое лицо мадам Мюрат просияло.

— Именно так! Невозможно мириться с таким позором в нашем доме. Вы скажете ему об этом, не правда ли?

Я кивнула ей, скрывая отвращение, и поспешно поднялась по лестнице. Кажется, меня могло стошнить прямо в коридоре.

3

Гардероб, созданный для меня Леруа и оплаченный Талейраном, занимал большую половину небольших апартаментов, отведенных мне в Мальмезоне. Из-за обилия нарядов было, конечно, тесновато, — едва оставался проход от кровати к скромному туалетному столику и зеркалу (даже служанке пришлось разместиться в смежном с моей комнатой крошечном будуаре, в котором стояла и ванна), зато я могла с легкостью соперничать с Жозефиной: во-первых, платьев было много, во-вторых, каждое из них представляло из себя чудо изящества и заставляло гостей Мальмезона всякий раз втихомолку говорить «ах!», когда я спускалась в салон. Завистливые взгляды мадам Бонапарт с недавних пор были мне весьма приятны. Имя Леруа не сходило с дамских уст — о нем говорили как о портном «кузины генерала Бонапарта», и этой весной он явно должен был стать самым модным в Париже, если только плохие итоги итальянской войны не отвратят парижских дам от интереса к моде.

В среду, 25 апреля, для ужина на лужайке я выбрала зеленое кружевное платье на золотисто-жёлтом шелковом чехле, очень подходившее к моим золотистым волосам. Рукава у этого платья были так миниатюрны, что возникало впечатление, будто оно едва держится на плечах, готовясь соблазнительно скользнуть вниз, и это придавало мне вид античной нимфы, вынырнувшей из сверкающей изумрудной воды.

— Все наверняка будут в белом, — сказала мне Адриенна, откровенно любуясь моим отражением в зеркале. — Дался им этот цвет!

На вас, мадам, все обратят внимание.

Она закончила закреплять у меня на голове кружевную сетку в греческом стиле, в которую была по нынешнему обычаю собрана вся тяжелая масса моих локонов. По кружеву сетки были разбросаны мелкие хризолиты, зеленый блеск которых перекликался с блеском небольших изумрудных серег у меня в ушах.

— Банкир Клавьер снова передал вам записку, мадам, — сообщила мне горничная, когда я уже стояла в дверях.

Я остановилась было, но, услышав шарканье множества ног на первом этаже и громкие голоса, поняла, что обед вот-вот начнется.

— Я прочту позже, Адриенна. Мне нужно спуститься с достоинством, а времени почти нет.

— Я посмотрю со стороны на это зрелище, госпожа герцогиня! — Адриенна хихикнула. — Они все замолкают, когда вы появляетесь. И это расчудесно… покажите им, на что способны бретонцы!

Она и вправду любила понаблюдать за мной: стояла в стороне, чуть поодаль от господского стола, в толпе других служанок, скромно складывала руки под передником, будто показывала, что готова исполнить любую просьбу, а на самом деле присматривалась и живо переживала мой успех. Я погладила ее по щеке и поспешила вниз.